29 Англо-американская война 1812-1815 годов (англ. War of 1812) – война между Великобританией и США в
период наполеоновских войн. Явилась результатом стремления Великобритании к подрыву экономики и
торговли США. Эта война получила у американцев название второй Войны за независимость, подтвердившей
статус США как суверенной державы.
- Мне, типа, полагается поблагодарить тебя или как за то, что ты сказала Дебби?
- Как по мне, так ты ничего не должна делать, - заверила я, вставая с места.
Она тоже встала.
- Тогда зачем ты так поступила, а? Защитница альбиносов, что ли? Жалко меня стало,
да?
- Я так поступила, - ответила я, перекидывая через руку пальто, - потому что Дебби –
уродка.
Я увидела, как кончики губ альбиноски изогнулись. Дебби схватила учебники и почти
бегом покинула класс в ту же минуту, как мистер Уолден нас отпустил. Она стояла со
стайкой одноклассниц вместе с хорошенькой загорелой девчонкой, рядом с которой тоже
пустовало место, они шептались между собой и через плечики, обтянутые свитерками от
Ральфа Лорена30, метали в мою сторону злобные взгляды.
Я могла бы поклясться, что, когда я назвала Дебби уродкой, девочка-альбинос хотела
засмеяться, но сдержалась. Она подчеркнуто жестко отчеканила:
- Я сама могу за себя постоять, знаешь ли. Мне твоя помощь не нужна, Нью-Йорк.
Я пожала плечами:
- Да все в порядке, Кармел.
Тут уж она не смогла сдержать улыбку. И, улыбнувшись, показала полный рот
скобок, которые замигали так же ярко, как море за окном.
- Ки-Ки.
- Что «Ки-Ки»?
- Мое имя. Я Ки-Ки. – Она протянула молочно-белую руку с окрашенными в ярко-
оранжевый цвет ногтями: - Добро пожаловать в Академию.
Мистер Уолден отпустил нас в девять часов. А к двум минутам десятого Ки-Ки
представила меня еще двадцати одноклассницам, большинство из которых тащились за мной
по дороге в следующий класс, желая разузнать, на что это похоже – жить в Нью-Йорке.
- Там и в самом деле, - мечтательно спросила одна девчонка с лошадиным лицом, -
так… так… – Она с трудом смогла подыскать нужное слово. – Так… метрополитично, как
все говорят?
Наверное, не стоит упоминать, что эти девочки не принадлежали к разряду
популярных девчонок. Я сразу же заметила, что они не общались ни с той хорошенькой
загорелой девочкой, ни с той особой, чьи пальцы я грозилась переломать после школы, в
общем, ни с одной из этих барышень, таких изящных в своих трикотажных двойках и юбках
цвета хаки. О нет. Сгрудившиеся вокруг меня девчонки составляли пеструю компанию: у
одних были угри, другие страдали излишним весом, а третьи были худые, как щепки. Я
ужаснулась, когда увидела одну из них в открытых босоножках и плотных колготках. В
бежевых колготках. И белых босоножках. Это в январе-то!
Я поняла, что мне предстоит море работы.
Оказывается, Ки-Ки была лидером этой небольшой тусовки. Будучи редактором
школьной газеты «Новости миссии», которую моя новая знакомая назвала «скорее
литературным обозрением, чем настоящей газетой», Ки-Ки не соврала, когда предупредила
меня, что не нуждается в заступниках. У нее самой было припасено достаточно боеприпасов,
включая неплохой, до краев набитый словесными остротами арсенал и крайне серьезное
отношение к работе. Чуть ли не первое, что она у меня спросила, – когда перестала на меня
сердиться, – не заинтересует ли меня предложение написать колонку для ее газеты.
- Ничего особенно выдумывать не надо, - беспечно заявила она. – Возможно, просто
какое-нибудь эссе, в котором сравниваются подростковые культуры Восточного и Западного
побережий. Уверена, ты должна видеть огромную разницу между нами и твоими друзьями в
Нью-Йорке. Что скажешь? Моим читателям было бы очень интересно – особенно таким
30 Ральф Лорен – американский модельер и бизнесмен, удостоен Советом дизайнеров США титула «Легенда
моды».
девочкам, как Келли и Дебби. Может, сможешь ввернуть что-нибудь типа того, что на
Восточном побережье считается немодным ходить загорелой.
Сказав это, она рассмеялась не то чтобы зло, но, определенно, не как святая
невинность. Впрочем, как я вскоре поняла, такова уж была Ки-Ки: сплошные ослепительные
улыбки – еще более ослепительные, благодаря этим ужасно смотревшимся скобкам, – да
живой отличный юмор. Она, несомненно, славилась как своим сарказмом, так и громким
хохотом, который иной раз просто вырывался из моей новой знакомой, когда она не могла
удержаться и заходилась в беззастенчивом веселье, вызывая неизбежное шиканье чопорных
послушниц, игравших в коридорах Академии роль дежурных, не давая нам беспокоить
туристов, приходивших пощелкать Хуниперо Серра, обласканного всеми этими бронзовыми
индейскими женщинами.
Академия при миссии – маленькое заведение. В нем всего лишь семьдесят
десятиклассников. Слава Богу, у нас с Балбесом не совпадало расписание, поэтому мы
пересекались лишь во время ланча. Ланч, между прочим, устраивался в школьном дворе,
который одной стороной примыкал к стоянке. Двор представлял собой большую, покрытую
травой игровую площадку с видом на море, там стояли скамейки, на которых
старшеклассники сидели вместе с второклассниками, а чайки устремлялись к любому
глупцу, у которого хватало ума кинуть им какие-нибудь чипсы. Я это знаю, потому что я-то
как раз попыталась. Сестра Эрнестина – та самая, которую Адам, оказавшийся, как
выяснилось, в одном со мной классе по обществоведению, обозвал бабой, – подошла ко мне
и посоветовала больше так не делать. Будто я сама этого не поняла в ту же минуту, как
полсотни гигантских орущих чаек спикировали на меня и обступили, словно голуби в
Вашингтон-сквер-парке, когда мне в голову приходила дурацкая идея бросить им кусочек
кренделька.
Между тем, с Соней и Доком на ланче я тоже пересекалась. Так выходило, что это
единственное время дня, когда я видела Аккерманов в школе. Было любопытно наблюдать за
ними в их естественной «среде обитания». Приятно убедиться, что я не ошиблась в оценке
их характеров. Док зависал с толпой до жути занудных ботанов, большинство из которых
носили очки и, как ни странно, сидели с лэптопами, балансирующими у них на на коленях31,
– никогда бы не подумала, что так и вправду кто-то делает. Балбес тусовался с парнями,
вокруг которых сгрудились – как чайки вокруг меня – хорошенькие загорелые девочки из
нашего класса, включая ту, с которой я остереглась сесть. Их разговоры вертелись
исключительно вокруг перечисления того, что они получили на Рождество (это был их
первый день после зимних каникул), и выяснения, кто сломал больше всего рук-ног, катаясь
на лыжах в Тахо.
Однако интереснее всего, наверное, было смотреть на Соню. Не то чтобы он
проснулся. Я вас умоляю! Но он сидел за одним из столиков для пикника с закрытыми
глазами, подставив лицо солнцу. Поскольку подобную картину я могла наблюдать и дома, то
меня заинтересовало не это. Нет, любопытство во мне возбудило то, что происходило рядом
с Соней. А именно невероятно привлекательный парень, который просто сидел и смотрел
прямо перед собой с выражением безнадежной грусти на лице. Время от времени мимо
проходили девчонки – ведь девчонки всегда ошиваются там, где поблизости есть красивый
мальчик, – и говорили ему «Привет», а он оторвет на минуту взгляд от моря – это на него
парень пялился – и отвечает «О, привет», после чего снова возвращается взглядом к волнам,
которые его, видать, завораживали.
Мне пришло в голову, что Соня и его друг вполне могли чем-нибудь обкуриться. Это
бы многое объяснило в поведении Сони.