имела, почему я время от времени появлялась в школе такая заспанная или куда
отправлялась, когда прогуливала уроки, хотя и то, и другое случалось довольно часто. И я не
могла сказать ей правду. Не то чтобы Джина посчитала бы меня сумасшедшей или вроде
того, но она бы кому-нибудь об этом рассказала – сохранить в тайне секрет, подобный
моему, если он не касается тебя самого, просто нереально, – а тот, с кем она поделилась,
разболтал бы кому-нибудь еще, и наверняка где-то в этой цепочке нашелся бы человек,
который, к гадалке не ходи, непременно поведал бы обо всем моей маме.
И мама бы испугалась. По природе своей так положено делать всем матерям, и моя не
исключение. Она уже заставила меня пройти курс терапии, на котором я была вынуждена
сидеть и громоздить одну ложь на другую в надежде объяснить свое асоциальное поведение.
Мне вовсе не хотелось оказаться в психушке, а именно этим учреждением для меня все и
закончилось бы, если бы мама узнала правду.
Так что да, я была благодарна Джессу за компанию, даже несмотря на то, что он
заставлял меня немного нервничать. После фиаско в миссии он проводил меня домой, что
было в высшей степени джентльменским поступком. Принимая во внимание мое ранение,
Джесс даже настоял на том, чтобы вести велосипед. Наверное, если бы кто-нибудь из
жильцов домов, мимо которых мы проходили, выглянул в окно, то не поверил бы своим
глазам: представляете, я бреду по улице, а рядом со мной преспокойненько катится
велосипед – только мои руки до него не дотрагиваются.
Хорошо, что люди на Западном побережье рано ложатся спать.
Всю дорогу домой я мучилась вопросом, где повела себя не так во время беседы с
Хизер. Я держала свои мысли при себе, полагая, что наговорила уже предостаточно; мне не
хотелось уподобляться заезженной пластинке или заевшему механическому пианино, ну или
что там было во времена Джесса. Но я не могла думать ни о чем другом. За все годы моего
медиаторства я ни разу не встречалась с таким злобным и неразумным духом. И просто не
знала, что делать. Понимала только, что мне придется что-то предпринять, причем быстро; у
меня оставалось всего несколько часов, прежде чем начнутся занятия в школе и Брайс войдет
прямиком в расставленную для него смертельную ловушку.
Не знаю, гадал ли Джесс, почему я столь молчалива, или тоже думал о Хизер, а
может, размышлял о чем-то своем. Знаю только, что он вдруг нарушил тишину, в которой
мы шли, и изрек:
- И небеса не знают ярости сильнее, чем обратившаяся в ненависть любовь, в самом
аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли!
Я посмотрела на призрака:
- Знаешь по собственному опыту?
В лунном свете я разглядела мелькнувшую на его губах улыбку.
- Вообще-то я цитировал Уильяма Конгрива45, - пояснил он.
- О! – Я задумалась над тем, что он сказал. – Видишь ли, иногда отвергнутая женщина
имеет полное право впасть в ярость.
- Знаешь по собственномуопыту? – поинтересовался он.
Я хмыкнула:
- Вовсе нет.
Прежде чем парень тебя отвергнет, нужно для начала ему понравиться. Но вслух я
этого не сказала. Я ни за что в жизни не произнесла бы нечто подобное вслух. В смысле, не
то чтобы меня заботило, что Джесс обо мне подумает. Почему меня должно волновать, что
обо мне думает какой-то мертвый ковбой?
Но я была не готова признаться ему, что никогда не встречалась с мальчиками. О
таких вещах обычно не распространяются перед сногсшибательными парнями, даже если те
мертвы.
- Но мы же не знаем, что произошло между Хизер и Брайсом – в смысле, что между
ними произошло на самом деле. Я хочу сказать, что, возможно, она имела полное право
чувствовать себя обиженной.
- Полагаю, она была вправе считать, что ее обидел он, - согласился Джесс, хотя в его
голосе ясно слышалось недовольство тем, что приходилось это признать. – Но не ты. Она не
имела права пытаться причинить вред тебе!
Он выпалил это с такой яростью, что я сочла за лучшее сменить тему. Я хочу сказать,
мне, по идее, тоже полагалось бы злиться на Хизер из-за ее попыток меня убить, но, знаете, я
вроде как привыкла иметь дело с неразумными созданиями. Ну ладно, хорошо, не настолько
неразумными, как Хизер, но вы понимаете, что я имею в виду. И единственное, что я усвоила
из общения с ей подобными – не стоит принимать все на свой счет. Да, Хизер пыталась меня
убить, но, может быть, все дело было в ее воспитании? В конце концов, кто знает, какие у
45 Уильям Конгрив (William Congreve; 24 января 1670 — 19 января 1729) – английский драматург эпохи
классицизма, стоявший у истоков британской комедии нравов и прозванный «английским Мольером».
Приведенная цитата – это слова из пьесы «Невеста в трауре» (1697 г.).
нее были родители? Может, они начинали подумывать об убийстве любого человека,
который имел неосторожность их рассердить…
Хотя почему-то я была склонна в этом сомневаться, после того как увидела ее
жемчужное ожерелье.
Размышления об убийствах закончились тем, что я задалась вопросом, с чего Джесс
вообще так взбеленился. И тут до меня дошло, что, возможно, он сам был убит. Или наложил
на себя руки. Но мне не верилось, что Джесс из тех людей, которые мало ценят собственную
жизнь. Не исключено, что он скончался от какой-нибудь изнурительной болезни…
Наверное, это было не слишком тактично с моей стороны – хотя, с другой стороны,
особого чувства такта у меня никогда не наблюдалось, – но я просто задала ему вопрос в лоб,
пока мы поднимались к дому по длинной гравийной подъездной дорожке:
- Эй! А кстати, ты-то как умер?
Джесс ничего не ответил. Наверное, я его обидела. Давно заметила, что призраки не
очень-то любят распространяться о том, как они умерли. Порой они даже вспомнить этого не
могут. Жертвы автокатастроф обычно не имеют ни малейшего понятия о том, что с ними
случилось. Вот почему я постоянно натыкаюсь на таких призраков, бредущих по улице в
поисках своих попутчиков. Мне приходится подходить к привидениям и объяснять, что с
ними стряслось, а потом пытаться выяснить, где люди, которых они ищут. А это тоже
сплошная морока, доложу я вам. Приходится тащиться в полицейский участок, в котором
расследуется несчастный случай, и, прикидываясь, что делаю доклад для школы, выписывать
имена жертв, а затем узнавать, что с ними приключилось.
Говорю вам, мне иногда кажется, что моя работа никогда не кончается.
Как бы то ни было, Джесс молчал, и я решила, что он не собирается мне отвечать.
Взгляд призрака был прикован к возвышающемуся перед нами дому – тому самому, где он
умер и где ему суждено было обитать до тех пор, пока… ну, пока Джесс не разберется с тем,
что держит его в этом мире.
Луна поднялась еще выше, и я видела лицо призрака так же ясно, как днем. Ничего
необычного в его виде я не заметила. Джесс немного кривил рот в своей всегдашней,
насколько я могла судить, манере. А его глаза, опушенные густыми ресницами, наводили на
мысль о зеркалах – наверное, я смогла бы увидеть в них свое отражение, но прочесть в них
мысли Джесса мне не удавалось.
- М-м-м, знаешь что? Забудь, - заявила я. – Не хочешь рассказывать – не надо…
- Да нет, - отозвался Джесс. – Все в порядке.
- Мне просто стало интересно, - продолжила я. – Но если это слишком личное…
- Не слишком.
В это время мы подошли к дому. Джесс отвел велосипед туда, где ему полагалось
находиться, и прислонил к стене гаража. Оставаясь глубоко в тени, призрак произнес:
- Знаешь, этот дом не всегда был семейным гнездом.