Длинноволосый юноша скривил губы:
— Гуд бай!.. Наливай!
«Какое тонкое, одухотворенное лицо у этого парня и какие прекрасные пушистые ресницы», — подумал Слава.
— Метр-эталон неподкупной совести, а своим девчонкам шпаргалки пишет! — усмехнулся юноша. — Ну, еще по одной и хватит, а то лопну.
Выпили.
— Ну, бывайте, старики, вы — журналисты — управитесь. Пошли, Мухтар!
Смирнов и Слава остались вдвоём.
— Правда, что вы книгу пишете? — не выдержал Слава, всё время думающий об этом факте, поразившем его воображение еще в поезде, при первом знакомстве с Алимовым.
— Есть такое. — Смирнов просиял и с готовностью вынул из стола тиснёную коричневую папку с белой наклейкой. На наклейке было начертано: «Прометеи, добывающие огонь». Он не дал папку Славе и не открыл её, а только издали показал, спрятал опять в стол и щёлкнул замочком.
Слава не обиделся, он понимал, что Смирнов не может вот так, сразу, едва познакомившись с ним, посвятить его в свою святая святых.
— Ладно, старик, давай допьём пиво и — за работу. Завтра, между прочим, в типографию номер везти, а в нём ещё дырки остались.
— Прогуляемся по посёлку, тебе это должно быть интересно.
— Как здесь быстро темнеет, — удивился Слава, когда они вышли на улицу. — И жара спала.
— Чудак-человек — горы. Ночью здесь и вовсе прохладно.
Высоко за поселком, там, где должна была встать будущая плотина, ослепительно ярко светили прожекторы. Домики поселка тонули в чёрной густоте деревьев, лаяли собаки; со стороны каньона доносился приглушенный рокот работающих механизмов. С наслаждением дыша вечерней прохладой, они медленно шли по поселку. Смирнов то и дело здоровался со встречными за руку, шутил, желал удачи.
«Настоящий журналист, — с восторгом думал Слава, — всех знает в лицо и по имени».
— Поселок строителей, между прочим, поставили в колхозном саду — ты бы раньше приехал — персики цвели — красотища! Вообще работа в котловане идёт днём и ночью — глядя на электрическое зарево, сказал Смирнов, — завтра я тебя поведу в котлован, полазаем по штольням, увидишь, какие дела ребята ворочают. Я здесь второй год, всё насквозь знаю, а привыкнуть никак не могу. Пойдём к речке.
Узкой, каменистой тропинкой они спустились в ущелье. Внизу было совсем прохладно, шум воды мешал говорить. На другой стороне ущелья, на склоне горы, желтыми огоньками мерцал аул, сакля над саклей.
— Вон аул, видишь? Доживает последние дни, — прокричал Смирнов, — скоро уйдёт под воду!
— Я слышал, аул очень древний?
— У-у, лет пять-сот, там та-кая древ-ность! Хо-чешь, перейдём на ту сто-ро-ну?
— А как?
— Из ущелья выберемся, там мост есть.
Они вскарабкались по тропинке вверх, нашли узкий железный мост. Слава плохо переносил высоту и радовался, что темнота скрывает глубину ущелья.
— Здесь, между прочим, сто двадцать метров, — сказал Смирнов и щелчком бросил вниз окурок.
Слава долго следил за падающей светящейся точкой.
— А там, где будет плотина, — триста метров — второй каньон в мире. Между прочим, здесь когда-то побывал автор «Трех мушкетёров» — красотища!
— Вот это да! — удивился Слава.
— Между прочим, этот мост был одним из первых объектов стройки, — сказал Смирнов, — трудное было дельце. Нужно было положить стальную балочку в гнездо — с одного берега на другой. А балочка была в двадцать пять метров длины. Между прочим, Сашка клал на своём кране. Весь аул сидел на том, на левом берегу, люди не верили, что удастся эта операция. Всё шло нормально, а потом лебедка, которая держала кран, стала клевать над пропастью. Сашка не растерялся, успел положить балку точно в гнездо, а кран между прочим, всё равно завис — вот-вот загудит в пропасть: стропа на той стороне зацепилась. Аульчане пробовали отцепить — ничего не вышло. К самой кромке подойти и двумя руками взяться никто не рискнул. Тогда Сашка вылез из кабины и по этой балочке над пропастью — пошёл. Между прочим, отцепил, спас кран. Когда он по этой балочке возвращался, начальник строительства, Кузьменко, в обморок хлопнулся — нервы не выдержали.
— А где сейчас этот Саша? Вот бы познакомиться! — восхищенно сказал Слава.
— Да ты знаком с ним, пиво вместе пили, тот, что в джинсах.
— В джинсах? — Слава вспомнил лицо длинноволосого юноши: серые чистые глаза, пушистые ресницы припухшие нежные губы, надменная улыбка. И вдруг он остро почувствовал, что из всех мест на земле — стройка лучшее, куда бы он мог приехать.
— Да тут, между прочим, дырок не так много, — сказал Смирнов, когда они вернулись в редакцию. — На первой да на четвертой полосе. Я на первую набросаю, у меня есть кое-что в записной книжке, я даже начал. Вот послушай: «Бой в ущелье», нет — «Наступление в ущелье». Начну так, послушай: «Здесь можно стоять часами и не надоест, настолько подавляюще, захватывающе и потрясающе грандиозное наступление на реку. Оно ведётся в трех направлениях: бой на перемычке, бой на врезках, бой в котловане…» Ну как, старик?