— Ладно, проживём без хлеба, — вздохнул Сергей Алимович.
За окном вагона мелькали чёрные лесополосы с лениво перелетающими воронами, далёкие острова селений, безлюдные просёлочные дороги. За разговорами они не заметили, как стемнело.
— Помню, когда я приехал в Баку поступать в институт, мест в общежитии не было, — рассказывал Сергей Алимович. — Найти угол и платить за него — денег не было. Я или потерял те деньги, что дали мне в детдоме, или у меня вытащили в поезде — не знаю. Осталось у меня всего сто рублей старыми деньгами. Та сотня, что директор сунул мне у поезда лично от себя, и она была в другом кармане. Так что всё время приёмных экзаменов я ночевал в кустах около института, а заниматься ходил в баню, там в вестибюле было чисто, светло. Как только узнал, что приняли в институт, сразу дал телеграмму домой, в детдом. Потом мне рассказали, что директор зачитывал её на линейке.
— А наш Борис всё спит, — сказал Слава, — как будто на десять лет вперед хочет выспаться. И голод его не разбудил. — Слава взял в руки уже прочитанную им от корки до корки газету «Гидростроевец». Прочёл вслух: «Редактор А. Смирнов». Молодой этот ваш редактор?
— Старый. Лет тридцать пять, а то и больше. Книгу пишет о стройке.
— Да? Как интересно!
— Он специально приехал, чтобы книгу писать. У нас ведь есть о чём. — Сергей Алимович снял со столика пустые бутылки из-под кефира, поставил их на пол. — Вот, что меня больше всего волнует, — вдруг горячо сказал он, — то, что мы сосиски ели и кефир пили без хлеба. Кажется, чего проще: несёшь сосиски, кефир, неси и хлеб. Нет. Не принесла. Разве хлеба нет? Уверен, что его у них навалом. Нет желания. Есть полнейшее равнодушие. Вы видели сколько техники валяется на станциях! А ведь её делали люди, соревновались, перевыполняли планы. А теперь она валяется, валяется, пропадает под открытым небом. А где-то её ждут, где-то она позарез нужна. У нас нет безработицы — это факт. Но у нас не все дорожат своей работой — это тоже факт. Отсюда вся наша неэкономность, нерасчетливость, пустая трата сил и денег. Недобросовестность и безответственность — вот что нам мешает больше всего. Не знаю, откуда это берется? Ведь все люди, в принципе, глубоко уважают добросовестность, всегда её замечают. Помню, на первой студенческой практике попал я на работу в столярный цех. Со мной было ещё человек десять студентов. Все они работали еле-еле, больше курили, рассказывали анекдоты, дурачились. А я с семи утра и до четырех дня сновал по цеху, как челнок, вкалывал так, как нас учили в детдоме. И вот пришло время получки. Всем выписали за месяц по шестьсот рублей старыми деньгами. И мне тоже. Немножко обидно было. Расписался я за свои шестьсот рублей и пошел в цех попращаться с рабочими, практика-то кончилась. Захожу, меня подзывает мастер. Рядом с ним стоят столяры. Мастер протягивает мне пачку денег. «Возьми, — говорит, — мы видели, как ты работал, вот и решили сложиться. Бери, бери, студент». Я, помню, чуть не заплакал от такого признания моего труда. О-о! — посмотрел он на часы. — Мне скоро вставать, скоро Минводы.
— Зачем вам Минводы? — удивился Слава. — Вы ведь на стройке…
— Да мне только заехать сюда. Здесь в санатории наша геологиня Станислава Раймондовна отдыхает. Я в Ленинграде был у её сестры, она передала свёрток. И ещё лекарства кой-какие я для неё в Москве достал.
В Минводах Слава вышел проводить Сергея Алимовича.
В серой мути мартовского предвечерья блистал огнями белый одноэтажный вокзал. В вагон уже входили новые пассажиры, мужчина в серой каракулевой шапке пирожком подсаживал мальчика лет семи. Рядом стояла молодая женщина в белом пуховом платке.
— Опля! — подхватил Слава мальчика. — Куда едешь?
— В отпуск, в гости к дяде Грише! — бойко отвечал мальчик. Слава подал руку и молодой матери. В тёмном тамбуре она показалась ему необычайно красивой.
Сергей Алимович помог мужчине поднять в вагон два больших чемодана в матерчатых чехлах.
— Федя, какие у нас места?
— Двадцать третье и двадцать четвертое.
— Соседи! — спрыгивая следом за Сергеем Алимовичем на заснеженный перрон, крикнул Слава.
— Ой, соколики, подсобите влезть! — К вагону подбежала запыхавшаяся, увешанная сумками и сетками старуха.
Помогли старухе. Помолчали. Сергей Алимович протянул руку, и Слава почувствовал, что тонкие длинные пальцы Алимова тисками сомкнулись на его руке.
— Я был рад с вами познакомиться, — сказал Сергей Алимович. — Ну, желаю удачи!
— Я тоже. Очень. Пока!
Слава смотрел ему вслед. У него было такое чувство, что уходит человек, который мог бы стать его другом, уходит навсегда.