— Да, приятель,— похлопал Граиса по плечу Грудвар.— Видно, далеко от Йера ты странствовал. Вольные — это и есть те самые бунтовщики, про которых твердят на каждом углу. Мы с приятелями тоже собирались к ним податься, да только дорогу отыскать не сумели.
— Так, значит, открытое сопротивление империи уже существует? — обращаясь одновременно ко всем, находящимся в камере, спросил Граис.
Он все еще не мог прийти в себя от изумления. Неужели подобная информация могла пройти мимо внимания работающих на Тессе-3 наблюдателей?
— Да какое там сопротивление! — поморщился старик.— Прячутся в горах несколько групп по пятнадцать — двадцать человек. По большей части — беглецы с ониксовых копей, отступники да прочий сброд, объявленный в розыске.
— Полегче, старик,— одернул его Грудвар.— Этот «сброд», как ты его называешь, когда-нибудь освободит Йер от деспотии империи!
— Да? — саркастически усмехнулся старик.— И когда же, мил человек, это случится?
— Как только вольные накопят достаточно сил для решительного удара,— ответил Грудвар. Однако Граис заметил, что уверенности в его голосе значительно поубавилось.
— Так, значит, вольные пока еще не выступают открыто против империи? —спросил Граис у Грудвара.
— Порою нападают на караваны,— ответил тот.— На не большие отряды имперских солдат. Но главным образом собираются с силами.
— Они еще двести лет будут собираться,— ехидно заметил старик.— Откуда им взяться-то, силам этим? Для того чтобы воду собрать, и то бочки нужны.
— Ох, старик,— строго покачал головой Грудвар.— Договоришься ты... Нам ведь вместе на ониксовых копях кайлом махать...
— А ты меня не пугай! — бодро ответил Грудвару старик.— Я-то жизнь свою прожил! А вот тебе на ониксовых копях жить останется всего пару месяцев!
— Я слышал, что ониксовые копи были закрыты,— сказал Граис— Месторождение истощилось, и добыча камней сделалась дороже, чем даже невольничий труд.
— Снова открыли,— ответил Грудвар.— Начали копать глубже. Говорят, что теперь шахты доходят почти до самого огня земных недр. Поэтому и мрут там люди, как мигаты осенью.
— Пока есть империя, найдутся и бунтовщики вроде тебя, Грудвар,— снова усмехнулся старик,— которым не терпится в шахту забраться.
— Ну что ты с ним будешь делать? — обреченно посмотрел на Граиса бородач.— Так и балабонит весь день. Словно самого его завтра поутру домой отпустят.
— А может, и отпустят! — снова встрял в разговор неугомонный старик.— Вот вернется наместник, он с моим делом в момент разберется...
Речь его, грозившуюся затянуться, прервал сухой, надсадный кашель, раздавшийся с кучи соломы, лежащей возле дальней от двери стены, прямо под узкой, выходящей на тюремный двор щелью. Человек кашлял мучительно и долго, взахлеб, не останавливаясь.
— Снова у Митея приступ,— тяжело вздохнул Грудвар.
Старик, подавшись в сторону больного, пытался как-то облегчить его страдания. Но, как мог заметить Граис, все его действия сводились только к уговорам и попыткам удержать руки страдальца, которыми тот рвал у себя на груди рубашку.
Вскочив на ноги, Граис подошел к старику и опустился на колени возле несчастного Митея.
Больной, казалось, был в беспамятстве. Голова его, с закатившимися глубоко под веки глазами, была запрокинута назад. Из угла рта стекала слюна. На впалых щеках горели алые болезненные пятна.
Граис приложил руки ладонями к узкой, впалой груди несчастного. Затем быстро надавил пальцами несколько активных точек на шее. Больной затих, тяжело, надсадно дыша.
— У него астма,— сказал Граис.— Следующий приступ он может не пережить. Ему нужен свежий воздух.
— Где ж его взять? — проворчал старик.
— Тогда дайте воды,— потребовал Граис.
— Нет воды,— ответил подошедший к ним Грудвар.— Воду дают только по полкружки утром и вечером.
Только теперь Граис понял, какую услугу оказал ему шалей, заставив напиться вволю прежде, чем затолкнуть в камеру. В маленьком душном помещении, разогретом, как коптильная печь, жажда являлась дополнительным средством мучения заключенных.
Граис надавил на активную точку возле ключицы больного, и тот затих, впав в спасительное беспамятство.
— Нужно сообщить охранникам, что в камере больной,— сказал Граис, взглянув на Грудвара.— Наверное, его можно перевести в другое, более подходящее для него помещение, обеспечить надлежащий уход...
— Ты что, смеешься? — мрачно глянул на Граиса бородач.—Да Митея затем и засунули в эту камеру, чтобы он скорее концы отдал.
— В чем его вина? — Граис переводил недоверчивый взгляд с одного обитателя камеры на другого.— Он тоже бунтовщик?
— Если бы,— горько усмехнулся старик.
— Митей неохотно рассказывал о том, за что здесь оказался,— медленно, как бы раздумывая, стоит ли продолжать, произнес Грудвар.
— Ну, так и ты помалкивай,— проворчал старик.
— Да какая теперь разница,— махнул рукой Грудвар.— Бедолаге теперь одна дорога — к Поднебесному.
— Так что же такое ужасное он совершил? — снова спросил у Грудвара Граис.
— Как я понял из речей Митея, он служил чиновником в каком-то из городских управлений,— сказал бородач.— И, кажется, имел неплохую должность. Да вот беда, оказался не в меру честным: отказался участвовать в какой-то махинации по перераспределению земельных наделов. Сам ворованных денег не взял, а на тех, кто всем этим занимался, обещал наместнику донести, как только тот из Кахима вернется. Ну, дружки его бывшие ждать, естественно, не стали, состряпали донос и упекли Митея в тюрьму. Должно быть, еще и судебному исполнителю приплатили, потому что тот делает все возможное, чтобы Митей не дождался возвращения наместника.
— Будь он не важной шишкой, а простым человеком, его бы уже давно в живых не было.— Слим красноречивым жестом провел ногтем большого пальца по горлу.— Государственного же чиновника просто так в темноте не придушишь: наместник непременно разбирательство назначит.
— Ну вот,— снова заворчал старик,— теперь он все про каждого из нас знает. Все выложили.
— А ты чего так беспокоишься? — повернулся к нему Грудвар.
— Мне беспокоиться нечего,— демонстративно отвернулся в сторону старик.— Мое дело маленькое. Наместник приедет — разберется. Невинного человека попусту в тюрьме держать не станут. О себе бы лучше подумал.
— А мне-то и подавно бояться нечего,— усмехнулся Грудвар.— Про меня все уже известно. У нас со Слимом теперь одна дорога — на ониксовые копи. Да только далеко меня не увезут — сбегу.
— А все же старик прав,— посмотрел на Граиса Слим.— Ты, приятель, пока еще не представился. А мы здесь, похоже, не один день вместе проведем.
— За что меня арестовали, вам уже известно,— сказал Граис.— А зовут меня Граис. Граис из Сиптима.
— Что?! Ты Граис из Сиптима?!— Глаза у старика закатились — казалось, еще миг, и они выпрыгнут и покатятся по полу.— Врешь, северянин! Я Граиса из Сиптима знал! Бывал на его проповедях!
— Ну так посмотри на меня внимательно,— спокойно ответил ему Граис.— Может быть, и признаешь.
Старик на четвереньках подполз к Граису и, положив руки на плечи, развернул его так, чтобы слабые отсветы солнечных лучей, проникающих в камеру через щель под потолком, падали ему на лицо. Подслеповато щурясь, старик какое-то время внимательно всматривался в черты лица Граиса. Неожиданно он отшатнулся назад и, припав спиной к стене, сжался в комок.
— Прости меня, прости меня, маловерного,— быстро забормотал он, не отрывая взгляда от лица Граиса.— Но... как же это... как это... не может быть... Ты... Хотя это ты... ты...
— Да что с тобой? —удивленно окликнул старика Грудвар.
— Это он! — указал на Граиса кривым, высохшим пальцем старик.— Он!
Грудвар недоумевающе посмотрел на Граиса, затем снова перевел взгляд на старика.
— Да кто он? Говори толком! — решительно потребовал ответа бородач.
— Граис из Сиптима,— тихо произнес старик,— исчезнувший пятнадцать лет назад и теперь снова вернувшийся.
— Тот самый Граис из Сиптима? — широко раскрыв глаза, глянул на Граиса Слим.