Никто из врачевателей не решался открыто ответить на вопрос Сирха: сколько же еще лет или дней отпущено ему Поднебесным? Но преподобный и без того понимал, что жить ему осталось не так уж долго. Именно предчувствие близкой кончины заставило Сирха вспомнить о сыне.
Смерть сама по себе не пугала Сирха. Как и все йериты, он свято верил в то, что земная жизнь — это всего лишь ожидание на пороге вечности. Сирх приходил в ярость от того, что должен был покинуть этот мир на взлете своей славы. Пост главного идеолога при дворе кахимского наместника, о котором в годы своих скитаний нищий проповедник по имени Сирх из Дрота не мог бы и мечтать, теперь расценивался преподобным Сирхом всего лишь как промежуточный этап в его карьере.
Не раз посещая вместе с наместником Кахимскую империю, Сирх прекрасно видел, что ее раздирают многочисленные внутренние противоречия: смуты при дворе императора, трудности с контролированием огромных территорий, войны, ведущиеся одновременно на нескольких фронтах. Все это подрывало могущество империи так же неумолимо, как неведомая болезнь подтачивала здоровье Сирха. Пока еще империя могла поддерживать порядок в своих многочисленных колониях, направляя туда войска для подавления мятежей, но среди наиболее молодых и дальновидных кахимских политиков, к числу которых принадлежал и наместник Йера Центий Офр, уже ходили разговоры о том, что усилия эти не оправдывают себя. Колоссальные средства приходилось тратить на содержание многочисленной армии, обеспечивающей безопасность и порядок на территориях, которые зачастую почти ничего не давали, кроме народных восстаний и вооруженных мятежей. До Сирха доходили слухи о зреющем недовольстве среди высокопоставленных кахимских чиновников проводимой политикой и даже о существовании заговора, в результате которого империя либо откажется от ряда колоний, либо заключит с ними мирные договора с предоставлением частичной самостоятельности.
Вот этот последний вариант не давал Сирху спать спокойно, так же как и боль в животе. Еще бы, стать первым правителем единого Йера — за это стоит все перетерпеть! А кто же, как не он,—единственный общенациональный лидер? Именно с ним империя может заключить договор. С ним, и больше ни с кем. Йеритов объединяет только вера, а эту веру несет лишь он один, Сирх. Сирх усмехнулся и покосился на Миноса. А ведь не так давно они, голодные и бездомные, скитались по дорогам Йера. А теперь сам кахимский наместник недвусмысленно намекает Сирху о его блестящем будущем. И наследник здесь пришелся как нельзя кстати. Конечно, было бы лучше, если бы сынок относился к отцу с большим почтением, но тут уж выбирать не приходилось,— болезнь ударила Сирха не только в живот, но и ниже пояса, лишив столь любимых им когда-то радостей плотских утех. Что ж, если самому Сирху по причине болезни, грозившей смести все его грандиозные планы, и не придется взойти на престол, то, по крайней мере, он войдет в историю Йера как родоначальник династии великих правителей.
При мыслях о сыне в душе у Сирха на мгновение потеплело. Он вспомнил о том, что не виделся с Килосом давно — более трех месяцев, и ощутил, как соскучился по нему, по его дерзким фразам, гордой интонации и даже, как это ни странно, грубостям. Пусть даже так, но ведь ни по кому другому он, Сирх, больше не скучал и скучать не мог. Была, правда, несколько лет назад одна женщина, которая приходила к нему, ласкала, но потом куда-то исчезла — ему сказали, что заболела она и умерла. И он какое-то время скучал по ней, но потом свыкся с потерей и успокоился.
Не вовремя, ах как не вовремя вернулся в Йер Граис! Его появление могло серьезно подмочить репутацию преподобного: совсем ни к чему было напоминать йеритам о том, кто именно создал учение о Пути к Поднебесному, которое столь успешно проповедовал он в последнее время от своего имени. Да и не известно еще, как отнесется наместник к нежданному воскрешению канувшего, казалось бы, навсегда в небытие проповедника, слова которого до сих пор звучат по всему Йеру от столицы до самых глухих горных селений. Эти слова повторяют миллионы йеритов, зачастую ничего не понимающих в философской системе учителя, но свято верующих в мудрость Поднебесного, частицу которой он даровал своему посланцу... Черт бы его побрал, этого Граиса! Где он пропадал все эти пятнадцать долгих лет? Ведь он был в тюрьме и сбежал оттуда? Значит, прятался — так получается? А теперь вот объявился. Какого дьявола ему теперь понадобилось в Йере?!
— Где он пропадал все эти пятнадцать лет? — краем глаза глянув на Миноса, Сирх повторил вслух один из вертевшихся у него в голове вопросов.
— Не знаю...— растерянно развел руками Минос.— Честное слово, не знаю... Он ничего не говорил об этом...
Поморщившись, Сирх только рукой махнул. Чего иного можно было ожидать от такого растяпы, как Минос,— всегда долго думает, а в конце концов принимает самое худшее из всех возможных решений. Кем бы он сейчас был, если бы не преподобный, вспомнивший о старом приятеле в час своей славы? Наверное, все еще ходил бы по дорогам с осколком глиняной миски, собирая милостыню. А ведь когда-то был сборщиком налогов... Даже государственная служба ничему не научила простофилю. Потому он в свое время и пошел за Граисом, бросив все дела, что все равно рано или поздно оказался бы на улице без гроша в кармане... либо в тюрьме, облапошенный своими же приятелями...
Сам Сирх решил стать учеником Граиса, потому что понял, что для него это единственный шанс вырваться из нищеты, покончить с жалким, убогим существованием, складывающимся из ежедневной борьбы за хлеб свой насущный. И ведь не ошибся же! Кем он был до встречи с Граисом? — Нищим рыбаком, изо дня в день латающим гнилую сеть, доставшуюся в наследство от отца. А ныне он известен всему Йеру как преподобный Сирх! И, даст Поднебесный, станет еще и первым правителем Йера!..
Да, многому научился Сирх у Граиса. Другие ученики главным образом слушали слова Граиса, пытаясь постичь скрытый в них смысл, чтобы потом суметь самим донести его до паствы. Сирх же, не пренебрегая учением, одновременно перенимал у учителя его методы обращения с людьми. Ни с кем не делился Сирх своими наблюдениями, но, оставаясь в одиночестве, подолгу тренировался, примеряя на себя образ учителя. Нелегкая это была работа. Многие поступки и действия Граиса оставались непонятными для Сирха. Однако главное он усвоил: настоящее — это то, где ты находишься, будущее — то, где ты хотел бы находиться. Если мысленно провести прямую линию между этими двумя точками, то это и будет Путь, по которому ты должен идти, чтобы превратить мечты в реальность. Остальное — рабочий материал, мусор. Главное — Путь, всем остальным можно пренебречь. Но было в Граисе и нечто, навсегда оставшееся недоступным для Сирха,— его внутренняя сила и убежденность в правильности совершаемых им поступков. Без этого Путь становился во много раз труднее и продолжительнее...
Граис... Граис...
— Ты говорил, он хотел встретиться со мной? — снова обратился Сирх к Миносу.
— Да, преподобный,— быстро ответил Минос.— Он хотел, чтобы я помог ему в этом.
— Что ему было нужно?
— Он не сказал...
— А ты конечно же не спросил...
Сирх скрипнул зубами от злости и тут же сморщился от неожиданной резкой боли,— зубы у преподобного начали крошиться уже давно.
Угораздило же Миноса схватить Граиса прямо на площади да еще и отдать шалеям! Ведь можно же было просто пригласить его к себе в дом, накормить, обласкать, поговорить, как ученик с учителем... И попытаться разузнать его намерения... Да и сам Сирх мог тайно прийти в дом Миноса, чтобы переговорить с учителем, узнать, что ему нужно... Наверняка с Граисом удалось бы договориться. Он же разумный человек... Можно было заплатить ему, чтобы убрался из Йера навсегда... Убить, в конце концов, если переговоры зайдут в тупик! Но все нужно было проделать тихо, без лишнего шума, чтобы никто ни о чем не узнал... Теперь же судебный вершитель Меллении, у которого оказался Граис, обязан отправить опасного государственного преступника в Халлат, на суд наместника. В данной ситуации даже Сирх с его влиянием и связями ничего не мог изменить. Граис встретится с наместником, и одному лишь Поднебесному известно, о чем он станет говорить. Наместник Центий Офр, не в пример своему предшественнику, не склонен принимать скоропалительных решений, продиктованных одними лишь эмоциями. А в умении убеждать людей Граис не имел себе равных...