— Не сейчас,— сказал Граис.
— Что ж,— усмехнулся Касат,— времени у нас предостаточно.
Дверь распахнулась, и в дом вошли Фирон и Грудвар.
— Присаживайтесь, правоверные,— сказал им Касат, указав на свободные чурбаки.
Граиса удивило то, как робко и неуверенно держались Фирон и Грудвар. Неужели этот рыжий коротышка внушал им такое почтение?
— Фирон, расскажи мне, каким образом ты узнал о том, что меня арестовали и везут в столицу? — спросил Граис
— Мне рассказал об этом Минос, учитель,— ответил Фирон.— Он специально для этого прискакал из Меллении. Не знаю уж, откуда ему стало известно о том, что я связан с вольными...
— Минос?! — удивленно переспросил Граис.
— Да, учитель,— поспешно кивнул Фирон.
Час от часу не легче! Сначала Минос сдает его шалеям, а после садится на чеклака и несется во весь опор в Халлат. чтобы предупредить Фирона об аресте учителя. Где же здесь логика — даже пускай не логика, а обыкновенный здравый смысл?..
— Где сейчас Минос? — спросил Граис у Фирона.
— Не знаю,— развел руками Фирон.— Он уехал сразу же, как только рассказал мне, что ему было известно о твоем аресте.
— А он не говорил о том, что сам указал на меня шалеям?
— Минос? — искренне удивился Фирон.
— Тебе же было известно, что Минос близкий друг Сирха. Почему же в таком случае ты поверил ему?
— Мне было известно, что ты собирался встретиться с Сирхом,— словно бы оправдываясь, залепетал Фирон.— Я слышал о побеге из тюрьмы троих заключенных, одним из которых, по слухам, был ты... А потом уже здесь, в лагере, Грудвар подтвердил, что, расставшись с ним, ты отправился в Меллению.
Граис внимательно посмотрел на Грудвара.
— А в чем, собственно, дело? — поежился под его колючим взглядом бородач.— Все ведь и произошло именно так, как предупреждал этот ваш Минос.
— Фирон,— снова перевел взгляд на своего бывшего ученика Граис,— ты давно знаком с Грудваром?
— Да уже года три,— быстро глянув на бородача, ответил тот. И, что-то прикинув в уме, быстро кивнул: — Да, точно, три года.
— А когда ты последний раз виделся с Миносом? — спросил Граис— Я имею в виду, до последней вашей встречи.
— Точно и не помню,— озадаченно покачал головой Фирон.— Очень давно...
— Так с чего же он вдруг прискакал к тебе за помощью? Откуда ему было знать, что ты связан с вольными?
— Вот этого не знаю,— снова покачал головой Фирон.
— Что, собственно, тебя беспокоит, Граис? — вмешался в разговор Касат.— К чему этот допрос? Ты на свободе — и это главное.
— Да,— иронично усмехнулся Граис.— Вот только свобода моя ограничена пределами этого лагеря. Охота на меня уже, наверное, объявлена по всему Йеру.
— Но, если бы мы не освободили тебя...
— Не бери на себя роль Поднебесного! — резко оборвал Касата Граис— Только ему одному известно, что было бы в том или ином случае!
Касат не нашелся что на это ответить.
Грудвар негромко хмыкнул и, откинув голову назад, Поскреб ногтями шею под бородой.
— Послушай,— сказал он, не глядя на Граиса,— ты что, действительно думаешь, что будешь жить вечно?
Граис ничего не ответил, а только безнадежно покачал головой.
— Учитель,— тихо произнес Фирон,— ты отказываешься помочь тем, кто взывает к тебе о помощи?
— Нет, Фирон,— уверенно посмотрел в глаза своему ученику Граис.— Я пытаюсь спасти тех, кто собирается совершить самоубийство.
— Каждый из нас готов умереть за свободу Йера! — с пафосом произнес Касат.
— Конечно,— саркастически усмехнулся Граис.— Нет ничего проще, чем умереть. Должно быть, особенно приятно, когда умираешь за некую высокую идею.
— Тебе доставляет удовольствие смеяться над нами? — Грудвар неприязненно посмотрел на Граиса из-под черных мохнатых бровей.— Быть может, тебе известен другой путь к спасению нашей страны от захватчиков?
— Конечно, известен,— без тени сомнения ответил ему Граис.— Точно так же, как и любому здравомыслящему человеку. И вам в том числе, хотя вы не хотите признаться в этом даже самим себе.
— Только не мне,— решительно тряхнул кудлатой головой Грудвар.
— Для того чтобы победить, нужно прежде всего остаться живым,— негромко произнес Фирон.— Ты это имел в виду, учитель?
— Именно, Фирон,— одобрительно улыбнулся ему Граис.— И еще: посредством нормального упорядочивают государство. Посредством аномального применяют оружие.— Граис повернулся к Касату.— Вольные, взявшись за оружие, сразу же встали на неверный путь. Но, кроме этого, они еще и не умеют сражаться, поэтому единственное, что им остается,— умереть, веря в то, что они идут по Пути к Поднебесному. Но смерть, которой можно было бы избежать,— это всегда поражение. Это говорю не я, а Поднебесный.
— Граис,— Касат отодвинул в сторону деревянную плошку с едой и, подавшись вперед, навалился грудью на стол,— таких проповедей мы уже наслушались от Сирха. Поэтому и ушли в горы, чтобы начать свою борьбу. Сейчас йериты нуждаются не в призывах к смирению, а в таких речах, которые позовут их в бой!
— Это тебе сказали сами йериты? — наивно вскинув брови, спросил у Касата Граис.
— Мы не в игры здесь играем! — крепко стиснул кулаки Касат.— Мы готовимся к войне с Кахимской империей! И если ты, Граис, йерит, если ты любишь свою страну и свой народ, ты должен быть с нами!
— Грудвар еще в тюрьме просветил меня насчет моего долга перед йеритами,— кивнул в сторону бородача Граис.— Почему вы все считаете, что именно я смогу объединить йеритов, сплотить и поднять их на борьбу?
— Потому что в Йере нет ни одного человека, который не знал бы твоего имени,— сказал Фирон.
— Лучше бы они так же хорошо помнили мое учение,— заметил Граис.— Я призывал людей только к смирению перед властью, а не на борьбу с ней.
— Как бы там ни было, Граис, хотел ты этого или нет, но для всего Йера ты стал символом борьбы против власти империи,— неожиданно убедительно и веско произнес Грудвар.— Я бы сказал, что ты уже не принадлежишь только самому себе. Ты уже стал частью истории. Право решать, как поступать и что делать дальше, безусловно, принадлежит тебе. Но помни о том, что сейчас ты стоишь не только на собственном Пути к Поднебесному, но и на Пути, по которому идет весь Йер.
Граис устало прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Казалось, еще немного — и от непомерной печали он почернеет.
— Если бы ты только мог себе представить, Грудвар, насколько ты прав,— медленно произнес он.— И именно поэтому я не стану предпринимать ничего, что могло бы подтолкнуть йеритов к восстанию. Война, начатая йеритами против Кахимской империи, будет проиграна, даже не начавшись.
— Откуда такая уверенность? — презрительно скривил губы Касат.
— Лучше всего будет, если все вы соберете вещи и разойдетесь по домам,— не вдаваясь в долгие объяснения, сказал Граис.
— Я считал, что ты любишь свою родину, Граис,— с грустью в голосе произнес Касат.
— Родину?— Граис пристально посмотрел на Касата.— Это смотря что понимать под этим словом. Я лично понимаю под ним судьбу мальчишки-пастушка, которого встретил в лесу несколько дней назад, жизнь такой прекрасной девушки,— он повернулся к Фирону,— как Мида. Ей же матерью предстоит быть, детей воспитывать — вот что значит для нее счастье единственное. А здесь? Как сложится ее жизнь здесь? Под стрелами и копьями шалеев?
— Ты нас пытаешься разжалобить, Граис,— в голосе Касата прозвучали угрожающие интонации.— А вот я так скажу: если любишь родину, то не призывай сдаваться еще до начала битвы!
— Тот, кто любит свой народ, не посылает его на смерть
— У меня такое впечатление, Граис, будто мы с тобой говорим об одном и том же, но на разных языках, а поэтому и не понимаем друг друга,— разочарованно произнес Касат.
— Возможно,— Граис приподнялся.— Я очень устал и хотел бы отдохнуть. Куда мне можно пройти?
Если Касат был прост и понятен Граису, то Грудвар озадачил его даже больше, чем в тюрьме. Тогда Граис подивился тому, как расчетливо и точно действовал бородач, словно все детали побега были ему заранее известны. Сейчас же Грудвар был единственным человеком в комнате, который слушал Граиса с неподдельным интересом. И, как чувствовал Граис, слова его находили у Грудвара понимание. Нетрудно было сообразить, что бородач не отличался широкой образованностью, однако живой и быстрый ум позволял ему легко схватывать и воспринимать совершенно новые для него идеи. Про себя ксенос отметил притом, что Грудвар пользовался еще и несомненным авторитетом среди вольных, такой союзник был бы ему весьма кстати.