Беседуя с Грудваром, Граис размышлял о странностях и перипетиях жизни. Пятнадцать лет назад Месс-ди-Месс и Граис были довольны, наблюдая результаты своей работы. Воздвигнуть мощную буферную зону на пути следования разрушительной событийной волны, используя для этого всего лишь словесные формулы,— такого в практике Центра прежде не бывало. Поздравляя ксеноса и его руководителя, кое-кто в шутку даже говорил, что все, произошедшее на Тессе-3, сильно смахивает на магию...
И вот, спустя пятнадцать лет, то, что когда-то казалось несомненной удачей, обернулось серьезной проблемой. Учение о великом Пути к Поднебесному, объединившее в свое время жителей Йера и даровавшее им возможность пусть нескорого, но тем не менее бескровного выхода из противостояния с Кахимской империей, теперь стало источником конфликта, грозящего перерасти в кровавую бойню в самом Йере. Возможность многогранного толкования постулатов учения привело к тому, что каждый видел в них именно то, что ему хотелось. Сирх во время своих проповедей произносил те же самые слова, что и отступники на своих тайных собраниях. И тем не менее в первом случае они призывали к преклонению перед властью империи, а во втором — к бунту.
Возможно, надо было тогда в беседах с учениками конкретно и четко расставлять акценты при объяснении постулатов учения, чтобы избежать двойного толкования основополагающих мыслей. Тогда бы и не понадобилось вновь в Йере создавать буферную зону.
— Я бы на твоем месте был более осмотрительным,— заметил Грудвар.— Если хозяева просят гостя присесть с ними за стол, то отказывать по меньшей мере невежливо.
— У меня нет иного хозяина, кроме Поднебесного, — ответил Граис.— И только он может указывать мне, что я должен делать.
— Ну, ты мог бы поприсутствовать на встрече хотя бы из чистого любопытства,— почесав бороду, сказал Грудвар.— Неужели тебе не интересно, о чем станут говорить между собой вожди?
— Ты же сумеешь завтра разузнать это для меня,— улыбнулся Граис.
Грудвар в ответ тоже хмыкнул.
— Ладно. Пойду узнаю, какие там дела.
Бородач встал и направился в сторону лагеря.
Проводив его взглядом, Граис зашагал к своему временному жилищу.
Багровое солнце, похожее на огромный переспелый кур-мат, насаженный на острые пики горного хребта, было великолепно — Граис даже остановился, любуясь этой красотой. Что нравилось Граису здесь, так это закаты. Он наблюдал уже четвертый, и ни один из них не был похож на предыдущий. Всякий раз цветовой оттенок предзакатного солнца был несколько иной. Должно быть, причиной этого явления были потоки теплого воздуха, поднимающиеся к вечеру из долины...
— Граис!
Он обернулся — Мида стояла рядом с его домиком, прячась в тени.
— Я еды тебе принесла.— Она смотрела на него с какой-то печалью.— И второе одеяло: сегодня будет холодная ночь — ты замерзнешь.
— Спасибо.— Граис подошел к Миде.— Но я уже ел.
— Где?— встрепенулась вдруг Мида.— У Касата?
— У Касата я никогда не ем,— заметил Граис.
— Но сегодня к нему прибыли вожди других отрядов — будет застолье.
Последние слова она произнесла сухо и неприязненно.
— Ты знаешь, Мида,— Граис внимательно посмотрел ей в глаза,— я еще в тот раз заметил, что ты не очень-то жалуешь Касата, да и других вольных. Я тебя правильно понял?
— Зайдем в дом,— Мида отворила дверь и прошла в домик.
Граис вошел вслед за ней и прикрыл дверь.
— Я ведь уйду отсюда, Мида,— произнес Граис,— и хочу, чтобы ты знала об этом.
— Я понимаю.— Она наклонила голову.— Я слышала твои слова.— Девушка вдруг вскинула голову.— Эти вожди — они, они... каждый борется за свое место под солнцем, каждый хочет власть на себя перетянуть...— Мида замолчала и отвернулась к стене.
— Я представлял себе это,— тихо сказал Граис.
— Но ведь вольные... они ведь за народ, за свободу. Ты ведь видел, как мы с Фироном живем...
Она даже всхлипнула, и тут же лицо ее стало замкнутым и неприступным — как тогда, в Халлате.
— Тебе Касат сможет дать хорошую жизнь?— спросил Граис— Ты веришь в это?..
— Но ведь Фирон... он так много страдал, он искренне верит в вольных, да и я... Нет, я не знаю, Граис, что мне делать.
Граис развязал узелок, который принесла Мида, вытащил лепешку и кусок вяленого мяса и подал девушке.
— Поешь,— сказал он,— ты устала сегодня.
— Нет-нет,— отшатнулась она от еды.— Я не хочу.
— Тебе надо уходить отсюда,— твердо произнес Граис.
— Уходить...— обреченно проговорила Мида,— а как же Фирон?
— Фирон?— переспросил Граис.
— Это его последняя надежда.
— Надежда на что?
— Ну как? Он ведь хочет стать...— Она замялась.
— Мида,— Граис сделал шаг к ней,— ты должна вернуться в Халлат.
Девушка подняла голову — какое-то отчаяние блеснуло в ее глазах. Ни слова не говоря, она бросилась из домика, хлопнув дверью.
Граис, чуть помедлив, тоже покинул свое жилище. Миды уже не было видно. Постояв, он двинулся туда, где сегодня сидел с Грудваром и рассуждал о тонкостях учения.
Ему неожиданно пришла в голову мысль, поразившая его: все те события, которые в конечном итоге привели его в лагерь вольных, не могли являться результатами естественного стечения обстоятельств.
Ксенос, обладающий меньшим, нежели Граис, опытом работы, анализируя ход операции, несомненно, пришел бы к заключению, что причинами его неудач были случайности, которые невозможно ни предугадать, ни предотвратить. Граису же его опыт подсказывал, что если случайностей слишком много, то в проявлениях их следует искать некую общую закономерность. В данной ситуации все события, произошедшие с ним, имели общую направленность,— как можно дальше отвести ксеноса в сторону от выполнения его непосредственного задания. Из этого сам собой напрашивался вывод, что все «случайности» были искусно спланированы и имели единый источник.
Каждый шаг неизвестного противника был выверен настолько тщательно, что даже сейчас, уже практически не сомневаясь в том, что кто-то, стоящий у него за спиной, управляет его действиями, Граис не мог с уверенностью определить те временные и пространственные точки, в которых на него было оказано воздействие. Любое из событий, произошедшее с ним в Йере, можно было отнести к разряду случайностей, однако суммирование их привело к тому, что ксенос так и не встретился с наместником, а оказался вместо этого в лагере вольных, в полной изоляции.
Впрочем, он мог оказаться среди вольных и на несколько дней раньше, если бы после побега из тюрьмы поддался уговорам Грудвара. Первая попытка провалилась, но вторая оказалась удачной — ксеноса привезли лагерь вольных в железной клетке. Выходит, что этого и добивался неизвестный противник Граиса? Но какова в таком случае была его конечная цель?.. И кто же он, в конце концов?..
Предводитель вольных Касат, который, несомненно, собирался извлечь собственную выгоду из того, что Граис находился в его отряде и не имел возможности покинуть его, вряд ли стал бы проделывать для этого столь сложные манипуляции. Скорее он попытался бы просто похитить нужного ему человека. Да и не знал Касат о возвращении Граиса в Йер до тех пор, пока в его отряде не появился сбежавший из халлатской тюрьмы Грудвар...
Кстати, оба раза в побегах Граиса самое активное участие принимал Грудвар. Но если он и был как-то связан с неизвестным противником ксеноса, то являлся всего лишь марионеткой в его руках. Слишком уж бесхитростен и прямолинеен был бородач... Или же очень хорошо играл отведенную ему роль?..
Наиболее странным казалось Граису поведение Миноса. Сначала он сдал его шалеям, а затем прискакал к Фирону, чтобы через него предупредить вольных, которые имели желание и возможность освободить пленника. Поверить в то, что Минос действовал по собственной инициативе, Граис не мог,— слишком труслив был для этого его бывший Ученик. А приказать Миносу мог лишь один человек — Сирх...
Здесь снова концы не сходились с концами. Сирх обладал достаточным умом и властью для того, чтобы провернуть подобную операцию. Он достаточно хорошо знал Граиса, чтобы суметь предугадать его поступки. Однако у Сирха не было никаких мотивов поступать подобным образом. Он уже сказал свое слово, когда назвал Граиса самозванцем, и тем самым, как сам считал, обрек его на смерть.