— Мм… хорошо… — восхищённо прошептала я.
Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Осторожно обвив его голову руками, потянула к себе. Мне отчего-то захотелось губами прикоснуться к его губам… у него были нежные губы… тёплые… Со вкусом местного вина. Вина, настоянного из каких-то душистых и терпко-сладких трав… каких-то ягод вроде нашей рябины… и морской соли… А море под ногами было холодное, но его руки, обнявшие мою талию, были тёплые… И его тело было тёплое… Небо… море… казалось, они в этот миг слились воедино… и оба перестали существовать…
Хьа поднялась, недоумённо посмотрела на своё тело без одежды. Взгляд её скользнул в сторону. И она с ужасом уставилась на своё отражение в воде. Она сидела прямо на воде! Словно та стала землёй. Ну, такой, мягкой. Чуть прохладной. Ровной. Она сидела на воде и не тонула! Какой странный сон…
Хьа встряхнула головой — взметнулись мои длинные густые чёрные волосы — и осторожно прикоснулась к необычной поверхности рукой. Чуть прохладная. И такое же лёгкое, нежно прикосновение к коже, как от воды в ручье, куда опускала туда руки и ноги.
— Интересно? — насмешливо осведомились сбоку.
Повернулась в другую сторону, куда раньше не смотрела. И растерянно замерла.
Кьякью, её воин, как оказалось, лежал рядом. Тоже без одежды. Смотрел на неё и улыбался.
Радостно выдохнула:
— Кьякью! — и метнулась к нему.
Ласково скользнула кончиками пальцев по его щеке.
Это был странный сон. Первый сон спустя долгое время, где он снова пришёл к ней из страны духов. Сон, где они снова были вместе.
— Кьякью…
Он приподнялся, обхватил её сильными руками, притянул к себе. Осторожно коснулся губами её губ…
Сон, который хотелось растянуть навечно…
Застонала, вцепившись в ткань над животом. Согнулась от боли. Такое чувство, словно кусок мяса выдирают из меня!
Твёрдая тёплая рука сжала моё запястье. Почему-то от её прикосновения боли стала меньше.
С трудом разлепила глаза.
Кьякью стоял возле моей постели на коленях и взволнованно смотрел на меня.
— Как ты, Надя?
— Я… кто?
Он, нахмурившись, сел с краю твёрдого каменного ложа, застланного шкурой. Помог мне сесть. Чуть подвинул, туда, где у его кровати стояла большая глиняная миска с водой. С поверхности воды на меня смотрела девочка лет девяти или десяти. Черноволосая, глаза серые, но зауженные, как у азиатов, веки однослойные.
Потом снова боль завозилась где-то внутри. Перегнулась с края. И меня вырвало. В миску и мимо. Было плохо. Очень плохо. Молодой мужчина исчез вместе с миской. Вернулся, держа другую, поменьше, со свежей водой. И чистое полотенце из простой ткани. Намочил полотенце, осторожно протёр моё лицо. Я легла почти у самого края каменной постели. Не было сил, чтоб сдвинуться с места. Он молчал, стоя где-то рядом, но я его не видела. И в просторной пещере было как-то страшно и одиноко.
— Я… отравилась? — спросила тихо, надеясь, что он всё ещё здесь и заговорит со мной.
— Хуже, — глухо ответил Кьякью.
— Заболела?..
— Нет.
Приподнялась, ища его глазами. Творец чужого мира сел рядом, помог мне сесть. Уткнулась ему в плечо лицом. Он пах какими-то травами. И моя одежда — тоже.
— Я… не больна… но… всё… плохо… Я… умираю?..
Мужчина вздохнул, потом судорожно обнял меня. Ответил едва слышно:
— Возможно, ты умрёшь, — и, чуть погодя, сдавленно, добавил: — Прости! Прости меня, что я не понял и тебя не сберёг!
Мы молчали, долго. Он был тёплый. Только… что-то горячее капало мне на голову. Стекало по лицу.
— Ты плачешь, Кьякью?..
— Прости! — глухо повторил он.
— Но что… случилось?..
Он ответил не сразу, то ли думая, как ответить, то ли вообще не хотел говорить. Но потом всё-таки решил выполнить мою просьбу.
— Я напился и перестал себя контролировать. Не проверил, откуда ты взялась. Думал, ты и правда взрослая сестра Нади. Думал, что ты в меня влюбилась. Ну, я хотя бы был тебе симпатичен. А ты была так похожа на неё, живая, близко, тянулась ко мне… Я взял тебя как женщину. В том теле ты была взрослой. Но потом, когда тебе стало дурно, я понял, что ты воспользовалась плотью моего мира, чтобы сделать себе второе тело, взрослое. В моём мире использовала одновременно два разных тела. К одному твоя душа привыкла за нынешнюю жизнь, второе было подобно тому, к которому она привыкла с прошлой жизни. Ни у кого не должно быть двух тел одновременно. Даже я стараюсь оставить только одно тело, когда ухожу с душой в новую жизнь. Если просыпается другая часть моей душу, вызывает к жизни прошлое моё тело, их удержать тяжело. И Посланники Небес, которых я приводил сюда, или являлись в своём теле, или приходили только душой, а я давал им новое тело из плоти моего мира. Но у тебя два тела. Твоя душа разрывается между ними. Она может выбрать одно из них или отторгнет оба. Тогда у тебя останется только твоя душа, а тела твои, став бездушными, начнут разрушаться. Ты умрёшь.