Приметила в углу комнаты молчавших и заинтересованно следивших за нашим разговором мужика и двух мальчишек, видимо, нынешнего хозяина и его сыновей.
Милиционер вздохнул.
— Твоя бабушка продала, — вмешался молодой мужчина по прозвищу Феликс.
— Что?! Она… откуда она взялась? Ей же было наплевать на нас с мамой! И… и это наша квартира!
— Вас долго разыскивали. Думали, вас убили или продали в… в общем, думали, что вас больше нет.
— Но мы есть! То есть… — глаза опять заволокло слезами, — Я есть!
— Твой дедушка попал в аварию, были нужны деньги. Вот она и продала вашу квартиру. Ей было совестно. Она даже плакала. Но всё-таки решилась продать, чтобы хватило на операцию. Там ещё выяснилось, что твой дед чем-то сильно болен.
— Почем вы знаете, что эта гадина плакала?
— Это твоя бабушка, — укоризненно взглянул на меня безымянный милиционер.
— Но это не её квартира! И… и ей было плевать, как мы с мамой жили! Она ни разу не приехала! Она даже не разыскивала нас! И… — расплакалась, — Этой старухе хотелось меня убить!
— Что? — Феликс помрачнел, — Что ты сказала?
— Она не хотела, чтобы я родилась! — мрачно зыркнула на него, — Она требовала маму меня убить!
— В смысле, аборт сделать?
— В смысле убить! Аборт — это когда ребёнка убивают. А она смерти моей хотела!
— Почему? — прищурился отзывчивый милиционер.
— Ну… — смущённо потупилась, потом мрачно зыркнула и на него, — Мама была молодая. В восемнадцать меня родила. А забеременела — в семнадцать.
— Понятно, — рано поседевший мужчина поднялся с колен — он возле дивана со мной сидел — и выпрямился, задумчиво поскрёб щетину на подбородке, — Твоя мама рано забеременела — родители были против — и она уехала в другой город, надеясь, что там спокойно сможет родить тебя. Связи с семьёй оборвала. Да и те, увы, не охотно её разыскивали. Хотя, может, всё-таки выяснили, что дочка жива — и сколько-то успокоились…
— Конечно, успокоились! Мы им не нужны, — отчаянно сжала подушку, наволочку которой вышила мама.
Да и…
Помяла упругий, колючий бок, вдохнула запах душицы.
И делала она её сама. Сама травы собирала за городом, сушила. Пучки трав потом развешивала на кухне и в комнате. И такой приятный запах был повсюду. А как приятно было бродить вдвоём, по лесам и полям, набирая душистые букеты, а потом, заговорщицки переглядываясь, ехать в электричке, наполняя вагон благоуханием трав и цветов, смотреть, как недоумённо начинают оглядывать люди, кто-то — едва зайдя, а кто-то — выпадая из своих размышлений с некоторым опозданием! Сладкое время… оно повторится когда-нибудь? Или… оно уже навсегда осталось в прошлом?
Опять расплакалась.
— Да, с одной стороны, твоя бабушка дурно поступила, отобрав у тебя твою квартиру, — серьёзно сказал безымянный милиционер, — Но, с другой, ведь она боялась, что вы уже погибли и не вернётесь. Ещё и с мужем беда. Точнее, беда за бедой: авария, потом тяжёлая болезнь. Не мудрено, что она хотя бы мужа хотела спасти. Думаю, она очень обрадуется, узнав, что ты жива, — Кстати, Феликс…
— Ась?..
— Свяжись с отцом Кирилла Рождественского. Пусть заедет в участок.
— У меня нет его телефона. Но я счас смс чиркану Илье Валерьевичу, — и тот отошёл к окну, достал навороченный мобильник.
— А я приглашу твою бабушку, — мужчина постарше достал старенький мобильник, ещё без камеры, с чёрно-белым и небольшим экраном.
— Не надо!
— Она нормальная. Честно! — он смущённо улыбнулся, — Несколько месяцев назад мы с ней беседовали. Вполне вменяемая женщина. Да и тебе пора наладить связь с родственницей.
— Не хочу! — испуганно сжала мамину подушку — сквозь наволочку прорвались таки палки от трав, царапнули мне руку.
— Ну, а куда нам ещё тебя деть? — мужчина развёл руки в стороны, — Есть ещё двоюродная сестра твоей мамы, но она с семьёй живёт в другой стране. Да и у неё своих детей несколько. Бабушке будет легче тебя поднять, да и твой дедушка скорее оправится от последствий аварии и операции — у него будет, ради чего жить. Свою-то жизнь он уже повидал, достаточно, а тут появится внучка, такая симпатичная милая девочка…
— Нет. Не надо!
— А ты представь, как обрадуется твой дедушка!
— Но он тоже… он тоже хотел, чтобы мама меня убила!
Милиционер устало вздохнул.
— Пойдём в участок, — проворчал Феликс, — Всё равно надо её допросить.
Я испуганно вжалась в диван.
— Ничего страшного: мы просто поговорим немного, — потрепал меня по волосам тот, который рано постарел. Заодно, кстати, Света нас чаем напоит, с печеньем. У неё обычно вкусное печенье.