— Осторожнее надо быть, — грустно сказал мальчик, смотря на мою руку, — Если запустишь, то останешься без руки.
— Да ну, ерунда! Что со мной от одной царапины сделается?
Он продолжал как-то странно смотреть на мою руку.
— А ты что так на неё смотришь? Ран, что ли, не видел?
— Да не… видел… — усмешка, — Я ж откуда только не падал! Обожаю куда-нибудь лазить! Даже до люстры пытался дотянуться, в пять лет. Со шкафа.
— А на шкаф как залез?
— Кажется, по занавеске, — он задумчиво взъерошил волосы, — Хорошо, что чебыртыхнулся на диван. Если б на пол, мог что-нибудь сломать. Или шею свернуть.
— А зачем полез?
— Если бы я знал! — усмешка, — Теперь-то и не помню… Хотя… не, не помню. Я всегда любил лазить туда, куда лазить не велели! Киношки отца я пересмотрел уже, в материны книжки залез… Правда, в книгах тогда ни хрена не понял, а кино про голых женщин было не интересное… — он осторожно подхватил мою раненную руку, — Но ты руку-то береги. Нафиг девчонке ходить всю жизнь со шрамами?
— Шрамы красят бойца, не?
— Ой, да какой из тебя, боец, а?
Тут вернулись его отец и милиционер, задавив в самом начале начавшуюся было стычку. Кирилл осторожно сжал пальцы моей повреждённой руки, поднялся, впрочем, меня не выпуская.
— Ну, пойдём ко мне домой?
Он вроде не собирался причинять мне зло. По крайней мере, пока. Впрочем, скоро припрётся эта бабка, которая продала мою с мамой квартиру — и меня к себе увезёт. Так что Кирилл, может, и не успеет ничего вспомнить.
Так что по ночному городу, точнее, до их машины, я шла, держа за руку Кирилла. У меня в этом мире больше не осталось ничего.
— Дома займёмся твоим боевым ранением, — шутил он.
Потом, в машине, когда мы задумчиво молчали на заднем сиденье, я опять поймала его взгляд на царапину на моей руке. Не выдержала.
— Чего ты уставился?
— Не знаю, — растерянно признался Кирилл, — Вот, увидел рану на твой руке — и теперь почему-то всё время на неё смотрю. Сам не знаю, что на меня нашло. Царапина как царапина… — он вдруг улыбнулся, — Но я рад, что ты живая. В школе теперь — тоска. Никто не хочет идти против меня.
— Ну, ещё бы!
Этот мальчишка ещё до перевоплощения в Кайера был весьма неприятным субъектом, к тому же, дрался потрясающе хорошо.
— А теперь мне будет с кем ругаться! — счастливая улыбка.
— Что, нашёл себе верного соперника? — пошутил Степан Фёдорович.
Мы переглянулись с мальчишкой. И прыснули. В принципе, да. Мы можем с удовольствием ругаться. Он не будет ёрничать, что я девчонка, которая дерётся и хамит. Ему и с такой мной нравится общаться.
Но всё-таки… вернётся ли когда-нибудь Кайер?..
А машина, тихо шурша колёсами по песчаной дорожке сквера, ползла сквозь темноту…