Жизнь проходит мимо, а из зеркала наблюдает безучастно усталое лицо – а чего ты хотела? Ну нельзя так придирчиво выбирать друзей и привязанности, потому что тогда выбора–то особого и не остается. Точнее, уже не осталось. И, главное, никакой вины за собой я не чувствую. Эта пустота образовалась помимо меня, вопреки усилиям, и немалым. Просто над одними солнце светит, а над другими – нет. И второе, увы, я знаю это на богатом своем опыте, – про меня. Вот только не подумайте – я не сижу без денег и без работы, да и со знакомыми все как у большинства. Собаку что ли завести вдобавок к коту? Кстати, где этот хвостатый антидепрессант?
Ладно, пожалели себя и хватит. В целом, грех жаловаться. Дизайнер в наши дни не голодает, тем более в столице. Характер подходящий, угрюмой меня никто не назовет – разве немного отстраненной, не люблю эдакого панибратства с первого разговора. Есть такое дело – немного упряма, и, хотя могу долго терпеть и подстраиваться, доводить себя окружающим не рекомендую. Опять же, работаю я запойно.
В общем, как раз устроиться на работу для меня не проблема, а вот со вкусом организовать все вне этой всепоглощающей работы – ну никак. Заколдованный круг. Ненужные встречи, случайные люди, пустые надежды. И друзья настоящие, увы, в прошлом. Кто же знал, что самые дорогие могут уйти так несправедливо рано. И что пустоту, оставшуюся в душе, новые встречи и лица уже не заполнят, а только создадут ненужную суету, иллюзию общения.
С тех пор и не светит оно надо мной, теплое наше, пушистое, золотое. Ходит стороной, улыбается другим. И сама я стала улыбаться реже.
Да где же кот? Еще пару минут – и я расклеюсь… вдруг так захотелось, чтобы было все иначе, прямо сейчас, сию минуту! От острой потребности перевернуть размеренную жизнь меня буквально скрутила судорога. Я так долго организовывала эту сытую стабильность! А теперь готова, не моргнув глазом, променять ее на солнце над головой и друзей – настоящих, а не лишь бы провести вечер. Еще, пожалуй, любовь к тому единственному, которого в этом мире просто нет. А где–то все они обязательно есть, не может же не быть вовсе! Эта последняя мысль меня особенно зацепила, просто до слез. Я опять посмотрела в зеркало – точно, до слез. Фыркнула сердито – предвесенний плаксивый авитаминоз, да? В острой форме! Надо брать себя в руки и прекращать думать о глупостях.
В расплывшемся нерезком отражении что–то неуловимо изменилось, проплыл золотой, как мои мечты о солнце, проблеск. Я торопливо сморгнула. Ну вот, меньше надо в монитор пялиться. Глаза – это мое всё, а тут никак не фокусируются, аж жутко. Я невольно сделала шаг вперед и вплотную приблизила лицо к зеркалу. Продолжая усердно испуганно моргать, почти коснулась его рукой. Ну не на ощупь же мне это золото опознавать, что за глупость.
Постепенно нечеткая дымка истаяла, уплыла куда–то вверх из поля зрения. Там, в зеркале, обнаружилась незнакомая девушка. В первый миг я раздраженно хмыкнула: она, зараза, типичная любимица солнышка. Лет семнадцати, хороша нечеловечески, лишь глаза мрачно–серые, словно накрытые тенью. Фигура лучами облита от макушки до стоп, и едва ли ей приходят в голову идиотские мысли о пасмурной судьбе, как …
Как такое может вообще быть?!
Рука завершила жест, охотно повторенный неземной красоткой, и коснулась зеркала. Я вздрогнула, ощутив текучую ледяную влагу и прикосновение чужих пальцев. Один миг… и я уже падала, костенея от жути происходящего, невозможного и непонятного.
Сзади отчаянно, на истерической ноте, заорал Ероха.
«Как же мой кот не вышел меня встречать сразу, к порогу?» – запоздало удивилась я, вплетаясь в тошнотный водоворот, быстро погасивший и эту невнятную мысль.
Солнце погладило щеку и разбудило меня. Оно было удивительным, я такого с детства и не припомню. Яркое, теплое и очень ласковое. Предзакатное – смотреть уже не больно, и золото – высшей пробы. Свет дробился в тонкой пелене водопада–зеркала мириадами драгоценных текучих пологов и нитей, над водой выгибались танцующие радуги.
Я тряхнула головой и потихоньку села, проводя мысленную перекличку: руки–ноги–голова…
Все на местах и очень даже бодрые. Ага…Только не мои…
Вздрогнув, пристальнее всмотрелась в вертикаль водопада – там, в зазеркалье, за нечеткой густеющей пеленой вечера с пола поднималась я. И смотрела на себя – золотую – с таким нехорошим, незнакомым прищуром злобного торжества!
Полно, этого выражения я на своем лице не могла даже представить. В следующее мгновение пришло осознание того, как же все нездорово. Неожиданно для себя я испуганно заорала, подзывая кота. Кто бы там ни улыбался моими губами, этого серого домоседа она кормить не станет точно. Почему–то судьба кота меня сейчас волновала сильнее, чем все прочее. Он же не выживет на улице, баловень!
Ероха метнулся к зеркалу смазанной тенью – и в тот же миг картинка пропала. Тень скалы погасила большую часть радуг. В меркнущем зеркале водопода кое–как различалась перекошенная физиономия – бледная, моя–чужая, искаженная струистым отражением и еще более – страхом.
Несколько секунд я тупо изучала это лицо, постепенно обретающее спокойное выражение. Потом села поудобнее, вдох–выдох…
Что мы еще имеем? Чужое тело, молодое и сильное, – красивое, зараза. Одетое в лучших традициях фолк–стиля. Длинная сорочка из сероватого льна, с рукавами чуть ниже локтя. Поверх нее – темно–бордовое платье без рукавов, изящно вышитое более светлой ниткой по груди. На ногах – мягкие сандалии. Я хмыкнула: спасибо, не лапти, с ними бы мне без инструкции не справиться.
Движемся далее… я глупо хихикнула, коса–девичья краса – ниже пояса, толще руки, легкомысленного бледно–золотистого цвета, с лентой в тон верхнему платью. Блондинкой я быть вроде никогда не собиралась… А чего я хотела–то?
Последним желанием, как сейчас помню, скорее даже жалобой на судьбу, в моем нормальном мире и теле было что–то слезливо–бабское на тему большой любви и настоящих друзей. Н–да, дожаловались, значит. Аккуратнее надо просить и скромнее, что ли? Впрочем, если бы все нелепые пожелания людей себе и окружающим, произнесенные или загаданные в плохом настроении, сбывались, – наш мир бы давно опустел. К тому же до сих пор никто не торопился исполнять мои капризы.
Вывод? Достаточно вспомнить злобное торжество на своем «бывшем» лице… Я передернула плечами. Не мое желание сбылось, а ее. Что могла натворить эта юная особа такого, чего все ее нерядовые внешние данные, а так же, возможно, магические способности, не смогли разрешить без экстремальных прыжков в мою скромную московскую прихожую?
Я поднялась на ноги, потопталась, оглядывая себя снова со всех сторон в темнеющем хрустале водопада. На втором круге заметила аккуратный вертикальный ряд символов, нанесенных белым с обеих сторон от текучего зеркала, на обрамляющей его «раме» из двух каменных столбов.
Нарисовали их, похоже, только что – искрошенный осколок подобия мела лежал рядом, взгляд нащупал его сразу, едва возникли первые удивленные мысли о рисунке. Почему–то я тут же и бездоказательно уверовала, что узор имел отношение к моему попаданию в неизвестное место. Наверное, перечитала фэнтези…
От золотого сияния заката остались жалкие крохи. Небо стремительно смуглело, уже проклюнулись первые веснушки звезд. Идти куда–либо в темноте по камням глупо. К тому же я заметила чуть в стороне плащ, предусмотрительно расстеленный под нависающей скалой. Очевидно, это тот самый случай, когда утро вечера мудренее. Уже засыпая, я снова вспомнила про кота, Ероха обычно укладывался в ногах. Как он там? И, кстати, где он теперь?
Может, именно благодаря моим заботам, этот полосатый паршивец успешно пробрался в первый же сон и, крутясь под ногами, жалобно, ласково замурлыкал: «Соску–у–чился». Впрочем, тут же умерил столь избыточное проявление внимания. Резко метнулся вперед с самым независимым видом, устремив вверх свой роскошный хвост. Что правда, то правда – таким и сама бы гордилась, будь я хвостатой. Хотя некоторые всех женщин считают немного хвостатыми, и, в конце концов, я же иду по этому невозможному коридору, обрамленному теряющимися в дымке колоннами. Проверить, что ли, как там хвост? Иду, кстати, к тусклому зеркалу. Что, опять? Ну, знаете…