Никого. Тишина, спокойствие и забвение. Ни намёка на то, куда могли все исчезнуть.
Ужас прошёлся на цыпочках за спиною Генерала и, игриво прикоснувшись к спине, вызвал озноб, тихой дрожью сотрясший нутро. Похоже, сны проступают в реальность. Мориц познал, что такое отчаянье. Руки и ноги поразила непривычная слабость. Крик родился в душе и прервался, не найдя силы выйти наружу. Не желая верить в происходящее, Генерал пробежался по дому, распахивая настежь все двери. Никого. Никого? Никого!
Лишь в главном зале он обнаружил несколько засохших капелек крови, причудливой россыпью разбрызганных по паркету. И более ничего. Ни следа, ни намёка.
- Изабелла! Где ты, Изабелла?!
Эхо пронеслось по пустынному дому, всколыхнув тишину и заставив занервничать старые стены, которые, словно очнувшись от сна, отозвались тихим перестуком настенных часов и скрипом челюстей древоточцев, прогрызающих извилистые тоннели в деревянных косяках и старых досках, образующих перекрытия между комнатами.
Мориц обратился в слух, по опыту всей своей жизни зная, что если не видишь и не осязаешь опасность, то следует заглушить самого себя: унять эмоции, страхи, заставить сердце войти в обыденный ритм, а разум уподобить ровной глади пруда в безветренную, мёртвую погоду; и только тогда ты, быть может, сможешь услышать...
Тишина. Зыбкая, обволакивающая, вздрагивающая под воздействием вполне обычных домашних звуков, порождаемых ветром, насекомыми и грызунами.
Когда он вышел из дома, разум его уже понимал: если нет ответа в реальности, то искать его следует в снах.
<p>
4</p>
Была поздняя ночь. Мориц сидел в библиотеке. На его коленях лежал томик стихов. Свеча на столе, плавясь, плакала и оседала. Огонёк трепетал, оживляя бесформенные тени, похожие и непохожие на смазанные силуэты людей, которых он когда-то знал.
Тени дёргались, то надвигаясь, то опадая, тихо крались по стенам, полу и потолку. В их устах рождалось беззвучное урчание, а их изломанные на мебели и комнатных украшениях силуэты трансформировались, обрастая клыками, когтями и прочим нелепым оружием. Они бесшумно дышали, и их дыхание, объединяясь в едином порыве, колыхало пламя свечи, что приводило в движение тьму и придавало им ещё больше силы.
Свеча скоро погаснет. И тогда мир погрузится во мрак, бесконечный и непроглядный. Во мрак, из которого нет возврата...
Впервые за последние несколько месяцев Мориц, находясь в одиночестве, не ощущал, что он один. Тени из полузабытого прошлого воскресли, благодаря свече и игре взбудораженного трагизмом сегодняшних событий подсознания, и давили на разум, пробуя на прочность его укрепления. Выдержат? Или не выдержат?
Беспокойство внутри бушевало подобно вулкану, опрокидывающему потоки лавы в океан. Холод и жар. Всплески огня, кипенье воды и плотные клубы горячего пара. Клокотанье стихий.
Мориц пытался обуздать сам себя, понимая, что всплеск сильных эмоций ничем ему не поможет. А наоборот, внося волнение в тихую гладь пруда душевного равновесия, понапрасну расплёскивает драгоценные силы и время.
Сегодня он не сможет заснуть. А значит, пропустит возможное разъяснение.
И Мориц сидел, давя в себе буйство стихий и пытаясь расслабиться...
Лишь к утру он соскользнул в зыбкую дрёму. Тревоги и призраки прошлого отступили, разжали свои цепкие, острые когти, и он, упав в объятия сна, поплыл по течению в долину тягучих кошмаров.
Сифакс поднялся ему навстречу из-за стола. Его улыбка на бесцветных губах едва заметно дрожала, из-за чего её очертания казались чуть смазанными. Лицо приобрело восковую бледность и выглядело как неживое. И лишь глаза горели безумным зелёным огнём, живя своей собственной, нечеловеческой жизнью.
- Приветствую тебя, Генерал, - произнёс он с придыханием. В уголке его рта появилась тёмная трещинка, он прикрыл её кончиком языка. Слизнул, наполнил слюной, закрыл складкам восковой кожи. Была трещинка, и вот её нет. Может быть, показалось?
- Что тебе надо?
Улыбка Сифакса расползлась шире, из-за чего кожа на щеках пошла складками.
- Ну почему так враждебно? Мог бы быть и поприветливей. А впрочем, неважно. Можешь на время задвинуть вдаль свои обиды. Ведь сейчас перед тобою буду я не я: моими устами будут с тобой общаться Владыки.
Сифакс дёргано ухмыльнулся, и его ухмылка рассыпалась в прах. Лицо пошло трещинами (такие языком не слизнёшь) и обвалилось большими, кусками, явив взору Морица новую маску. Синюшную, как лицо висельника. Абсолютно лишённую выражения и признаков пола. Симметричную, однотонную, отталкивающую.
Тонкая прорезь на месте рта засокращалась, порождая вибрацию и сплетая звуки в слова.
- Ты знаешь кто я. А я знаю, что тебе нужно. Не буду вилять, скажу тебе прямо: она у меня.
Мориц чуть подался вперёд и спросил, старательно следя за тем, чтобы голос его не дрожал:
- Что тебе надо?
Ответ его не удивил, а лишь подтвердил зародившуюся в нём догадку.
- Твоя служба.
- Но я ведь служу...
- Не мне. Ты служишь другому Владыке.
Мориц ощутил холодок, запустивший в живот тонкие, беспокойные пальцы.
Такого раньше никогда не бывало. Существовали определённые правила. Каждый Владыка игрался со своими собственными игрушками, и непосредственно прикасаться к чужим не разрешалось.