На блестящей от лака, красного дерева столешнице алой лужицей растекалась кровь, сочащаяся из порезанных пальцев.
Мориц схватил за ствол пистолет, вовремя выдернув его у врага из под руки.
Взмах рукой, и тяжёлая, имеющая утолщение на конце рукоять пистолета саданула Курандо в висок, дробя жизнь и высекая из глаз яркую тьму.
Курандо откинулся на спинку кресла и обмяк.
Мориц обшарил карманы графа и извлёк ключ.
Подсев к столу и торопливо, время от времени поглядывая на бесчувственное (мёртвое?) тело, перезарядил пистолеты, чтобы наверняка быть уверенным в своём оружии.
Рассовав по карманам оружие, Мориц зачерпнул из охотничьей сумки пригоршню пулек, засунул за пазуху пороховницу, пристегнул к поясу палаш и, бросив прощальный взгляд на тело графа, покинул кабинет, спустился вниз и направился к конюшне.
<p>
3</p>
Тёмное, небо было покрыто золотой россыпью звёзд. Луна сверкала над головой как новый пятак. Ветер, порывисто налетая, с шумом качал верхушки придорожных деревьев. В округе царила тишина. Такая, какая бывает лишь ночью, когда все люди спят, и природа не отягощена дневными заботами.
Мориц вслушивался в говорливую тишину, пытаясь за шорохами ночи различить звуки погони.
Погоня отстала - за его конём, лучшим из графской конюшни, ей было ни за что не угнаться. Он оторвался. Получив от ночи подтверждение этого, Мориц свернул с дороги и направил коня прямиком, через море пшеницы, к назначенному месту встречи.
Копыта зацокали пугающе громко, когда он выехал на старый тракт, вымощенный в незапамятные времена руками рабов уже несуществующей Великой Империи.
Стук подков о древние плиты пробудил в душе Морица давно позабытые боевые мотивы. Звуки свирелей, бубнов и медных литавр родились в далёкой, превращённой в свалку долине воспоминаний и пронеслись ветерком, подымая пыль, кружа опавшие листья былого и забивая глаза мельчайшими частицами прошлого. Перед внутренним взором Морица воскресли древние армии. Стройными рядами, идеальными колоннами мимо него прошли призрачные легионы. Сотни тысяч солдат. Все те, кого он водил в бой в течение долгих, переполненных непрерывными войнами веков.
Ощущение чего-то давно забытого, но в то же время очень знакомого, захлестнуло Морица с головой, и он, повинуясь неконтролируемому импульсу, свернул с дороги, чтобы проехать через старое солдатское кладбище.
Здесь, среди серых, полуутопленных в землю камней, правили бал тишина, покой и забвение. Это было самое безопасное место, оберегаемое молчанием мёртвых и освящённое таинством смерти, в которое посвящаются лишь уходящие в вечную ночь.
За триста лет нагромождения покрытых странными письменами камней не изменились. Их бичевали дожди, грызло время, подвергал непрерывным атакам растительный мир, но они не желали меняться. Их упрямое постоянство прозвучало для Морица безмолвным упрёком: "Смотри, человек слова, мы верны своему предназначению и непреклонны".
- Ну и чёрт с вами, - Мориц пришпорил коня, отметая прочь сомнения и стремясь побыстрее добраться до места встречи.
Сильные крылья совы рассекли ночной воз дух. Взмах, другой и стремительный полёт завершился. Сова присела на камень, сложила крылья и немигающим взглядом уставилась в спину всаднику.
Всадник стремительно растворялся в ночи.
Внимание совы привлекло движение теней между больших серых камней. В темноте: сверкнули глаза. Зоркий взгляд птицы разглядел очертания огромного пса, а острый слух различил, как дыхание изготовившегося к прыжку зверя, сменило свой ритм.
Метнулась живая чёрная молния. Царапнули о камень когти, и острые зубы клацнули, схватив пустоту. Сова, потеряв несколько перьев, увернулась и взлетела, яростно рассекая ночной воздух сильными крыльями.
Сделав круг над кладбищем, словно поддразнивая пса, сова полетела за всадником.
Пёс, время от времени задирая голову к небу, отправился следом за ней.
Лунный свет порой творит очень странные вещи. Он туманит человеческий разум, непонятным образом воздействуя на глубины подсознания, пробуждает, поднимая с самого дна, застарелые страхи, волнения и переживания.
Мориц стоял и смотрел на Сифакса. На его мертвенно бледное, в свете луны, лицо. В мозгу, над восприятием действительности, парило ощущение нереальности. Чувство сна, зыбкого, иррационального, с примесью страшной сказки и неправдоподобности, обволакивало Морица, проникало в него сквозь поры кожи и, парализуя критическое мышление, наполняло тело рассеянной расслабленностью.
- Ты же умер...
Сифакс пожал неопределённо плечами.
-- Ты, вроде, тоже.
Они находились во внутреннем дворике старого, разрушенного монастыря. Мориц даже не помнил, что побудило его свернуть с дороги и направиться сюда, но он твердо знал -- это неспроста, его направляла чья-то рука. Воля Владык имеет порой весьма необычные проявления.
Мориц смотрел на Сифакса и не знал, как поступить, что оказать. Время замкнуло кольцо, и их встреча вновь повторилась. Для Морица это было свиданием с прошлым, с зыбким и шатким, хрупким как корочка осеннего льда, схватывающего по ночам в октябре неглубокие лужи. Он боялся моргнуть, как будто это движение могло сбросить с глаз пелену и развеять видение.
Все чувства -- ненависть, страх, неприязнь, жажда мщения -- отступили на задний план и застыли безмолвно. Осталось лишь ощущение чего-то общего, связующего их воедино. Мститель и жертва, охотник и добыча, проклятый и проклятье.