Внезапно он остановился как вкопанный. Его поразила промелькнувшая в мозгу аналогия.
"У нас нет постоянных хозяев. Нас передают с рук на руки. В течение десятка веков я сменил уже не менее двух десятков Владык".
Он рассмеялся. Нервный смешок пронёсся по пустынным коридорам и залам старого замка. Это забавно: "переписываются" оказывается все -- не только обычные люди, но и Владыки и сверхполководцы.
Смешок оборвался на пронзительной ноте. Что-то он очень сильно расклеился. Надо взять себя в руки. Нервно массируя виски и лоб, он попытался привести в порядок свои хаотичные мысли.
Он в стане врага. Но не является ли теперь этот стан его собственностью? Если так, то как следует ему поступить? Стоит ли его присвоить себе, или же, как и прежде: "не брать ничего самовольно из имперской добычи и, отдав её им, покорно просить вернуть её, если можно"?
Нет! Дикий страх пронзил его острой иглою. Он уже один раз всё им отдал. С него хватит. Ему надоело терять, и не важно как зовут теперь девушку -- Ирия, Изабелла, или же Юлия -- он так просто её не отдаст. Он долго служил верно Владыкам. Он многим пожертвовал. Пора и остановиться. Должно же прийти когда-нибудь время, когда он сможет пожить лишь для себя.
<p>
4</p>
Сны -- это зеркало нашего внутреннего состояния. В снах нет запретов, и то, что глушится, запирается днём, пробуждается ночью и обретает свободу. Сны -- это скопище мыслей, поднятых со дна подсознания страхами, желаниями, совестью.
Мориц спал. И сон его был глубок и тревожен. Он словно плыл в подземном туннеле, и тяжёлые каменные своды, нависая над головой, дышали угрозой. Он нервничал, зная, что ему предстоит неприятная встреча. Он плыл на свидание с очередным Владыкой и содрогался, как нашкодивший школьник, не желая представать перед его взором, ибо отчётливо осознавал, что дух мятежа уже пустил в его душе свои корни.
Он нырнул глубже под воду, чтобы стать незаметнее. Какая-то часть его разума твердо знала, что всё, что с ним сейчас происходит -- ненастоящее, но другая, та самая, которая воспаряла из-под гнёта дневной логики, неистово верила, что всё это взаправду.
Он ощущал внутренний зов и чувствовал, как чужой, преисполненный властной важности взгляд шарит во тьме в поисках его. До его ушей донёсся голос Курандо:
-- Мориц... Массанаса... Я знаю ты здесь. Отзовись...
Мориц молчал и голос, отражаясь от каменных сводов медленно наполнялся раздражением и злостью. Слова, словно тяжёлые окаменелости, падали в воду, подымая фонтаны брызг и отравляя её своим едким ядом.
Мориц молчал. Он был нем даже тогда, когда, вытеснив собой воду, его тела коснулась сильная кислота. Кожа в месте контакта будто нагрелась. Ожоги острой болью полосонули по нервной системе.
Ужас... Кошмар... Скажи же хоть слово... Нет. Никогда... Теперь уже никогда...
Голос Курандо, издавая проклятья, поднялся до самой пронзительной ноты.
--Ты думаешь, тебе это так просто сойдёт? Нет, ошибаешься! Мы с тобой ещё повстречаемся! Нельзя просто так взять и оставить Хозяина? Мы ещё встретимся. Нет пощады предателю!
Голос затих, удаляясь. Мориц попал в прохладный свежий поток и стремительно поплыл по набирающему силу течению. И только покидая туннель, с водой, с грохотом вырывающейся на свободу, он позволил себе прокричать, ощущая, как в душе сложились вместе все кусочки мозаики, определяющей его поведение:
-- С меня хватит! Я устал от Владык. Я не игрушка, ибо ощущаю вкус жизни по-настоящему!
<p>
Игра</p>
<p>
1</p>
-- Изабелла... Юлия... -- он смутился, неверно истолковав её взгляд. Она бросилась к нему и повисла на шее. Её жаркие губы зашептали в самое ухо:
-- Прости... Я не сразу всё поняла... Я вижу, что с тобой происходит... Я обожаю тебя... Но не надо отчаиваться. Подумаешь флот... Ты построишь другой... Я знаю, ты сможешь...
Он обнял её -- нежно и осторожно. Мысли нестройной толпой пронеслись в голове. Надо бы рассказать ей правду. Но не всю правду! Он изменился -- да. Но он не хотел бы, чтобы она узнала насколько.
Юлия-Изабелла продолжала бессвязно шептать, и он не сразу заметил, что она плачет.
-- Ко мне приходили твои люди... Они говорят, что твоё состояние просто ужасно... Прости, я не заметила... Ты так в эти дни был ко мне ласков.
-- Из... Дорогая моя, когда я там... был... над морем... кое-что со мной произошло...
-- Знаю, знаю. Ты проиграл битву.
-- Проиграл? Нет... Не знаю, -- он растерялся, сомневаясь с какого конца начать рассказывать ей то, что собирался, -- Это неважно.
-- Но твои люди сказали...
-- Почему они сразу не явились ко мне?
-- Ты в последнее время всех пугаешь... Они что-то чувствуют... Я не поняла...
-- Я потерял память, -- он даже обрадовался, произнеся эти слова, -- наконец он нашёл, что солгать, чтобы ложь более-менее походила на правду. Хотя, с другой стороны, разве это не правда? Нельзя разве сказать, что это тело утратило старую память, заменив её новой?
Он заглянул в её округлившиеся от испуга глаза.
-- Как же ты теперь?..
-- Не знаю, -- он взял её за руки.
-- Ты не помнишь даже, как встретил меня?
-- Нет. Но хотел бы узнать... Вспомнить.
Она припала губами к его холодным рукам, в душевном порыве изливая ему свою жалость.
-- Это случилось одним летним утром. Ты, по твоим словам, пробовал свой источник силы и перетряхивал имеющиеся в твоём распоряжении архивы...