Свободы выбора нет. Всё кем-то просчитано и предрешено. Люди - это марионетки на ниточках, элементы сложной и взаимосвязанной схемы. Владыки управляют героями. Героям подчинены "переписчики", которые, в свою очередь, правят людьми. Схема проста, надёжна, изящна, и позволяет малыми усилиями осуществлять свои планы.
Нет, Владыки не боги; Владыки - завоеватели. Метод "переписывания" позволяет им взять под контроль любую страну - достаточно лишь "переписать" её лидеров, заменив их индивидуальность на иной, покорный своему предназначению разум. Невероятные перевороты осуществляются безмолвно и неприметно. С помощью горсточки необычных рабов Владыки меняют историю. Но в то же время их контроль над людьми ограничен. Их влияния наверняка можно избегнуть.
Преодолевая в себе отрешённость, Мориц сказал:
- Сифакс, ты меня разочаровываешь. Я думал, что ты постиг истину, но истина твоя заключается в том, что надежды для нас нет. Меня не устраивает такой вариант. Я просто не хочу его рассматривать. Я считаю, что ты совершенно не прав.
- Докажи.
- Не могу. Но я чувствую, думаю, хочу верить, что наш мир сложней, чем игра. Более того, моя сущность отторгает идею о нашей несостоятельности. Я не могу это принять...
- Не желаешь принять.
- Да, не желаю! Когда я думаю об этом, во мне всё вскипает. Протест рвётся наружу. Ему тесно в мозгу. Я не оловянный солдатик - в отличие от бестолковой фигурки у меня есть мечта. Я хочу жить. И я имею возможность постоять за себя. Они желают войны? Что ж, они её и получат! Я сокрушу этот мир. Добьюсь ничьей, возьму в жёны Ирию и заживу спокойно и счастливо.
Сифакс встал.
- Это безумие.
Мориц взорвался:
- Да, это так. Я безумен, а вокруг безумцев всегда рушится мир. Уйди с моего пути. И не возникай на нём более, иначе, я сокрушу и тебя.
Сифакс неожиданно рассмеялся. На его лице на миг проступили иные черты.
- Что ж, пусть будет так. Но как я уже тебе раз говорил: наш Владыка задумал слишком хитроумную комбинацию. Не думаю, что нам удалось его обойти. Разве что он ошибся немного. Чуть-чуть. Самую малость. Прощай. И помни: шахматной фигуре не дано понять, что представляет собой рука, передвигающая её с клетки на клетку. Потусторонний мир не настолько прост, как наша с тобой игровая вселенная. Ты не понимаешь, что на самом деле нужно Владыкам; и откуда тебе знать, что ты поступаешь не так, как они от тебя ожидают?
Сифакс в последний раз улыбнулся ему и растаял, утянув за собой часть реальности. Действительность натянулась и со звоном лопнувшей струны разорвалась, хлёстким ударом сорвав пелену с его глаз. Он очнулся. Тьма, светильники и столик для игры в Сёги исчезли. Вокруг царил день. Он сидел за письменным столом в башенке и сжимал в руке Сифаксов томик стихов.
<p>
3</p>
Сон. Это был сон. Видение наяву. Осознание происшедшего сковало его неестественным холодом, обратив внутренности в лёд, наполнив руки и ноги пугающей слабостью, а голову беспокойными мыслями.
Как такое могло произойти? Он отчётливо помнил каждый эпизод этого сна, как будто это произошло с ним в реальности. Совещание, разговор с незнакомцем, "переписчики" и Сифакс прошли перед ним как живые. Память его настойчиво заявляла, что к его прошлому добавился ещё день жизни, но окружающая обстановка заставляла его усомниться в том, что всё произошедшее с ним было в действительности.
Чувства и мысли смешались. Мориц был выведен из состояния душевного равновесия, и застарелые страхи, как призраки будоражившие сознание во время его трёхсотлетнего сна и казалось сгинувшие безвозвратно, вновь восстали из праха, напомнив ему каково это - быть заживо погребённым внутри самого себя.
Мориц встал и чуть было не вскрикнул от пронзившей ноги острой боли.
Он упал на колени, плечом ударившись об острый угол стола. Тяжело сел и, с трудом высвободив из-под тяжести собственного тела неудобно вывернувшиеся ноги, принялся их массировать.
Сотни иголочек и тысячи муравьёв, покалывая и покусывая, передвигались под кожей, мучая затёкшие мышцы. Да, он просидел в одной позе очень долгое время: не час, и не два, а значительно дольше.
Со временем боль отступила, одеревенелость конечностей прошла, и Мориц медленно стал их сгибать и разгибать, разрабатывая, с интересом поглядывая по сторонам.
При первом осмотре он не заинтересовался особо тем, что здесь было навалено. Но теперь, обездвиженный, сам того не желая, получил побольше времени на созерцание окружающей обстановки. Его взгляд заметил несколько несообразностей в переплетении, казалось бы, без разбора сваленного в кучу старья.
Вид с пола, оказывается, несколько отличается от общепринятого.
Встав на ноги и подойдя ближе, он выдернул из завала несколько сломанных стульев, отодвинул картинную раму и обнаружил узкий лаз, в который ползком и с превеликим трудом можно было протиснуться. Что он и сделал.
Две минуты медленного продвижения обернулись для него сущим мучением. В какой-то момент он испугался, что может застрять или его здесь придавит под грудой старья. Развернуться назад он не мог, и потому продолжал движение вперёд.
Наконец он дополз до стены. Здесь было свободней, но не настолько, чтобы встать во весь рост.
Оглядевшись по сторонам, Мориц ощутил себя дураком. Зачем он сюда влез? Что хотел здесь найти? Он почувствовал себя капризным ребёнком, забравшимся под кровать, чтобы собрать под ней всю пыль.