Медленно, раздражайте медленно, - дабы не поломать строй и следя чтобы одни части не опередили другие, Мориц повёл наступление на противника.
Через полчаса дал о себе знать неприятель. Трескотня выстрелов взорвала очарование утра, и Генерал впервые за последнее время почувствовал острый азарт изготовившегося к бою заядлого бойца. Драки, драки - вот то, чего ему не хватает. Память услужливо вытолкнула на поверхность щекочущие нервы ощущения запахов крови, боли, ярости, смерти. Через несколько часов всего этого будет более чем предостаточно.
Однако как же медленно развёртывается наступление! Передовые части неприятельской армии, отстреливаясь, отступали к Лейпцкой дороге.
Туман не позволял определить группировку противника.
В полдесятого с Морицем связался Курандо. Голос его, глухо прозвучавший внутри черепной коробки, был, тем не менее, окрашен в отлично различимое беспокойство:
- Ты не находишь, что кто-то хочет отсрочить начало битвы?
- Да, я ощутил, что этот невероятно долгий и плотный туман не является творением рук одной лишь природы.
- Они тянут время, и мы оба с тобой хорошо понимаем зачем. Нам следует поторопиться. Можешь поднять сильный ветер?
Мориц неуверенно почесал переносицу, словно пытаясь унять зуд, вызванный вибрацией черепных костей. Голос Курандо гудел внутри черепа, как шмель бьющейся об стекло, и это, мягко говоря, раздражало.
- Ну так как, сможешь?
- Я попытаюсь.
- Не пытайся, а делай! Для чего ещё я проворачивал эта хитроумные комбинации с обменом тел, пытаясь скомбинировать твои свойства со свойствами присущими телу Сифакса? Действуй. И сделай это как можно скорее.
Связь прервалась. Мориц ощутил облегчение. Дистанционное телепатическое общение не являлось для него новшеством, но раньше оно было одностороннее - только он во всей армии мог вкладывать в чужие головы свои мысли, отдавая приказы подчинённым ему "переписчикам" без всяких курьеров, галопом несущихся через прочёсываемое смертью поле битвы, ежесекундно рискующих умереть и тем самым утратить переданное с ними распоряжение.
Голос Курандо, бесцеремонно врывающийся в его сознание, с непривычки вызывал у него нервозность. Его смущало то, что мысль трудней контролировать чем речь, и кто знает что выдаст, в ответ на слова графа, его слишком импульсивный и эмоциональный разум.
Сильный ветер... Мориц попробовал сосредоточиться.
Магия была его самым слабым местом. Он никогда не испытывал особой тяги к этой науке, и обретённые свойства почти не давали ему преимуществ, ибо в данном случае контроль над силами природы зависел не столько от "мощи тела", сколько от знаний, концентрации воли и веры в себя. Всего этого по чуть-чуть не хватало. У него было мало времени, чтобы как следует освоиться на этом поприще.
Мориц попытался слиться душою с природой, раствориться в небесном просторе, охватить разумом десятки взаимосвязанных факторов: влажность земли, угол восхождения солнца, прозрачность и температуру различных слоев воздуха, дыхание атмосферы. Выбрав точку приложения силы, он попытался вмешаться в природный процесс. Закрутил воздушные вихри, создал разность атмосферных давлений. Почти получилось... Но одновременно с радостью от первых признаков положительных результатов он ощутил, как его усилия кто-то блокирует. Встречные потоки воздуха - их порывы и завихрения - свели на нет всю его деятельность.
Разочаровавшись в своих способностях контролировать погоду, Мориц сосредоточил внимание на управлении армией, изредко, впрочем, возвращаясь к прерванному занятию - развеять туман по-прежнему оставалось немаловажной задачей.
В 10 часов утра сквозь туман прорвались сполохи пламени и клубы плотного удушающего чёрного дыма - неприятель поджёг городок, создавая преграду наступающей армии и принуждая её левое крыло выйти прямо на расположенную на вершине холма сильную батарею, которая не замедлила открыть огонь, едва пехотные и конные колонны оказались в секторе обстрела. Левое крыло остановилось.
К одиннадцати часам развёртывание армии завершилось. Не имея возможности разглядеть группировку врага, Мориц отдал приказ остановиться. Пушки, сопровождавшие полки, развернули в сторону противника; выпряженных коней отвели за второю линию.
На каких-то полчаса установилось затишье, изредка нарушаемое малоэффективной трескотнёю мушкетов.
И вдруг - о удача! - Мориц ощутил слабину во вражеской блокировке. Он мысленно ткнул в неё раскрытой ладонью. Слабина подалась. Он вломился в неё, сдвигая воздушные массы, и уловил пропитавшую небеса панику враждебного мага. Над полем дыхнул ветерок, и туман сдуло, как пену с переполненной пивной кружки. Пелена спала с глаз, и обе армии оказались друг перед другом.
Противник выбрал старый, проверенный временем, но мало эффективный тип построения. На флангах он, как и Мориц, расположил кавалерию, а в центре поставил выстроенную в четыре больших терции пехоту. Артиллерия, в составе двух батарей, занимала позиции напротив левого крыла и в центре. Весь боевой порядок, протяжённостью более мили, прикрывали красномундирные мушкетёры, окопавшиеся вдоль Лейпцкой дороги.
Дистанция между двумя армиями оказалась чуть менее одной трети мили. Мориц готов был поклясться, что уловил, каким-то шестым чувством, как вздрогнули, напрягшись в ожидании непоправимого, тридцать с лишним тысяч людей. Над полем повисла на миг тишина и вдруг неожиданно грубо и глухо заговорили орудия. Батарея вражеского центра на несколько секунд скрылась за клубами дыма. Налетел ветерок и унёс пелену прочь, ещё до того, как тяжёлые ядра, описав большую дугу, упали между линиями пехотных построений, взрыхлив землю и вызвав своим промахом массу насмешек.