Проявляя большую практичность, пушки тут же развернули на противника.
Стоявшие в пятистах шагах вражеские терции оказались отличной мишенью: ядра ложились точно в центр квадратных пехотных построений, пробивая солидные просеки.
"Браво", - похвалил Мориц Курандо, занятого в это время восстановлением безнадёжно нарушенных построений своих пикинеров и мушкетёров.
Ответ графа был коротким и резким: "Чёрт возьми, если хочешь победы - окажи нам со своего фланга поддержу", - что было вполне объяснимо; враг, видя расстройство своего центра, бросил на ослабленные боем бригады Курандо пехоту и три полка кирасир.
Не прерывая объединяющем их через всё поле боя тонкой астральной связи, Мориц отдал приказ своим кирасирам двигаться на помощь контратакованным пехотным бригадам. Хотя отчётливо уже видел, что они не успевают: войска Владык, не утратившие, в отличие от пехоты Курандо, правильность своих построений, быстро надвинувшись, заставили отступить графа, благоразумно избегающего столкновения в невыгодных для него условиях. Неприятель отбил свою батарею.
Пехота, преследуемая буквально сидящими у неё на плечах кирасирами, откатилась за линию своих пушек, встретивших всадников убийственным залпом картечи.
Мориц ощутил разочарование. Столько усилий и никаких ощутимых результатов. А уже, тем не менее, полдень.
Словно в злую насмешку над ним на поле снова опустился туман, сократив видимость до двух сотен шагов.
Генерал почувствовал, как кто-то его призывает. Над ним на миг сгустилось чьё-то заклятье, атаковав органы восприятия и, как во сне, дав ощущение сверхчувствительности. Он узрел необъятные дали. Далеко-далеко, за лесом, за широкой рекой, за холмами, на вспаханном ядрами и усыпанном трупами поле закончилась битва. Разбитый и рассеянный враг убегал. Победитель созывал под знамена уцелевших бойцов...
Видение развеялось. Мориц услышал чей-то далёкий смешок, а голос поближе, обращаясь к нему, произнёс:
- Твоя смерть - родилась. Твой мятеж - тебе на погибель.
К горлу Морица подкатил плотный комок. Он узрел лик Владыки и ощутил его сковывающее волю присутствие.
Вот оно - лицо бога. Лицо Игрока, склонившегося близко к доске и обратившегося к непокорной фигуре.
Ощущение чужого могущества было столь велико, что страх перед своим господином, живущий в душе каждого "переписчика" и сверхгероя, вновь возродился и сковал его разум оцепенением.
В чувство его привёл дикий вопль Курандо, сумасшедшим набатом сотрясший череп:
- Он не твой господин - ты от него независим!!!
Мориц вздрогнул, чуть не потеряв равновесие, чудом удержался в седле и только тут осознал, что потерял своих в этом постоянно сгущавшемся молочном тумане.
Впереди размытыми пятнами проступили шеренги красномундирников. Держа тяжёлые подсошники и мушкеты на плечах, они, как призраки, безмолвно, под мерный стук барабанов, двигались влево. Ещё дальше за ними, колыхаясь и дыша целым лесом едва угадываемых в плотном тумане пик, передвигалась многотысячная плотная масса.
Всё это скопище людей напоминало одно существо. Мрачное и целеустремлённое. Без души, без страха, без жалости. И он нёсся во весь опор на него!
Мориц натянул поводья, укрощая бег скакуна. И тут его нагнали свои.
- Вперёд! - крикнул он, привставая в седле. - Не лезьте на пики, вырубите мушкетёров!
Их заметили.
В тумане нельзя было точно сказать, как воспринял их появление противник.
Враг придерживался тактики, когда пикинеры выстраивались в большой плотный квадрат, а стрелки размещались у него по углам небольшими отрядами. В случае атаки противника холодным оружием мушкетёры стремительно перестраивались в две шеренги, прижимаясь к центральному построению по периметру, что обеспечивало им защиту от кавалерии. Терция ощетинивалась пиками и была готова встретить противника как сверкающей сталью остро наточенных наконечников, так и убийственным свинцом из мушкетов.
Несясь впереди кирасиров и крича во всё горло, Мориц не сразу осознал, что выделяется из всего своего воинства.
Первый залп прозвучал в его честь. С головы сбило шляпу. Звонко загудела кираса, не смотря на свою необычайную крепость, прогибаясь от сильных свинцовых ударов. Его конь споткнулся на полном скаку, приняв в свою грудь несколько пуль, и он полетел головою вперёд.
Едва не убился. А когда поднимался, словно злой рок чиркнул по нему своим пальцем: тяжёлая мушкетная пуля раздробила ему правую руку.
- Ничего... Все вперёд!.. - заорал Мориц, вновь поднимаясь на ноги. Бледнея, кривляясь и глотая вызванные болью и злостью крупные горькие слезы, он отдал приказ всем "переписчикам". - Все вперёд, вашу мать!!! Сломите врага!!! Сломите их к чёртовой матери...
Его кирасиры промчались мимо горной лавиной. Боевой клич - "Смерть за нас!" - на миг заглушил собой грохот выстрелов, звуки полковых рожков и режущий слух шум боевой музыки.
Мушкетёров, не успевших после стрельбы перестроиться под защиту пик, смели подчистую, и не умерив азарт, понеслись на лес пик, ломая, круша, умирая.
Основной удар конной массы пришёлся в угол терции пикинеров. Враг оказался застигнут врасплох. Первая и третья шеренга, которым по уставу полагалось в случае конной атаки не наносить удары по лошадям, а, уперев пики в землю, ждать их приближения, в растерянности не сообразили совершить даже этого.
Пики вылетали из рук, неспособных их удержать, вонзаясь в тела лошадей и даже порой доставая до сердца, но не могли остановить стремительность массы, которая даже в падении опрокидывала все, что перед нею.