Пока англо-французская миссия неспешно плыла в сторону России, в Берлине разворачивалась самая важная фаза переговоров. Там обсуждались те же вопросы, что и с англо-французской миссией, но в начале августа немцы отбросили все эвфемизмы. Разговоры шли предельно откровенно. 2 августа министр иностранных дел И. фон Риббентроп прямо заявил, что очень скоро Германия «побреет» Польшу. Не удовлетворившись осторожной реакцией Москвы, немцы усилили нажим и в течение нескольких дней доносили одну и ту же мысль — в ближайшее время начнется война с Польшей, что вы хотите за ваш нейтралитет? Германские дипломаты неоднократно повторяли любимое изречение фюрера: «В нашей лавке много товаров. Выбирайте все, что вы хотите». Все деликатные вопросы немцы предлагали зафиксировать в секретном протоколе. Напор Берлина ошеломлял. Никогда ранее ни одно государство не предлагало большевикам такого союза при таких уступках. И все же И.В. Сталин колебался. Он мыслил прагматично и не мог не понимать, что антикоммунизм нацистов и их неприязнь к России никуда не исчезнут. Как и англичане, он попытался потянуть время, но тут вмешался лично А. Гитлер. Он послал ему письмо, в котором еще раз напомнил о войне с Польшей и попросил срочно принять И. фон Риббентропа. Кремлевский лидер согласился. Так, в течение буквально двух-трех недель совершился переворот в советской внешней политике.
В литературе часто встречается утверждение о двойной игре московского руководства. С одной стороны, переговоры с англичанами и французами, а с другой — тайные контакты с немцами. История часто преподносится таким образом, что Кремль вонзил нож в спину возможных союзников и принял предложение нацистов о сотрудничестве. В действительности ситуация была значительно более противоречивой и не все зависело лично от И.В. Сталина. Приезд военных миссий Франции и Англии и длительные беседы с ними стали своеобразным камнем преткновения. Несмотря на разногласия, главное, и это принципиально с точки зрения Москвы, — западные союзники не проявляли готовности к оказанию существенной военной помощи СССР в случае его войны с Германией. Тень Мюнхена витала над переговорами. Поэтому нацисты удачно били в самое больное место, повторяя с начала августа практически одно и то же: «на вас никто нападать не собирается», «зачем вам воевать за интересы Польши», «договор с французами и англичанами ничего не даст», «мы дадим вам все, что вы хотите» и т.д. В дополнение к торгово-кредитному договору и политическому соглашению немцы предлагали широкое экономическое и техническое сотрудничество. Иными словами, А. Гитлер сделал И.В. Сталину такое предложение, от которого тот не мог отказаться. Архив Политбюро подтверждает — главное для И.В. Сталина было остаться вне войны. Соображения морального и пропагандистского характера (реакция на пакт коммунистов других стран) его не очень беспокоили.
Успех германо-советских переговоров в августе 1939 г. — это не только достижение немецкой дипломатии, но и провал дипломатии Запада. Ни в Париже, ни в Лондоне, ни в Вашингтоне, получая сигналы о контактах СССР и Германии, не верили, что это может привести к каким-то реальным результатам. Почти все расчеты строились на одной политической аксиоме — непримиримости противоречий между рейхом и Кремлем. Именно поэтому подписание пакта вызвало такой шок в западных столицах. За шоком последовало негодование и даже обида на советское вероломство. Подобные чувства вполне объяснимы. Согласившись на договор, И.В. Сталин поставил Лондон, Париж и Варшаву в фактически безвыходное положение. В июле и августе их военные представители демонстрировали свое нежелание оказывать реальную военную помощь Москве, но через десять дней после подписания пакта им всем пришлось вступить в войну.