Вскоре Равиля вызвали в город, и генеральный директор, долгим, испытующим взглядом изучив безвестного инженера, предложил ему одну из ведущих должностей и квартиру в городе. Равиль отказался. Генеральный, оскорбившись про себя, крепко пожал ему руку и показал глазами на дверь.
И снова Равиль стоял ночами на террасе, напряженно вслушиваясь в ночную жизнь леса, и мучительно ждал, что вот-вот его посетит давно ожидаемая сокровенная мысль и он с облегчением поставит точку в своих запутанных размышлениях. Днем он бродил в полях, взбирался на холмы. Как-то нашел толстую, суковатую палку и стал ходить, опираясь на нее. Флора высмеяла мужа, но он не понял ее смеха и больше с палкой не расставался.
В один из погожих дней октября Флора родила дочь. Через неделю Равиль привез жену с дочкой из районной больницы. Вдвоем они купали девочку, пеленали, Равиль с любопытством смотрел, как крошечный человек ловит ртом грудь, жадно, захлебываясь, сосет. Наевшись, ребенок склонил головку набок и, широко, по-взрослому, зевнув, заснул.
С этого дня Равиль прекратил далекие прогулки, а палку вовсе выбросил, но что-то продолжало пригибать его, мешало жить. Он пошел к начальнику, попросил машину и поехал за матерью. Она без желания собралась в дорогу, и вечером того же дня Равиль привез ее к себе в дом.
Мать неспешно разделась и прошла в спальню. Малышка лежала в кроватке и взмахивала ручонками. Равиль все с тем же острым любопытством смотрел, как мать взяла девочку на руки, прижалась к ней старым лицом и беззвучно заплакала.
На следующий день Равиль увез мать домой. Вернувшись, она напилась горячего чаю и легла на топчан. Равиль посидел рядом, глядя на глубоко дышащую во сне мать, ее скорбно сложенные губы, и пошел к реке. Он до вечера обошел все знакомые с детства потаенные уголки своей родины, почти физически ощущая, как, содрогаясь и плача, освобождается его душа от томящего ее гнета и, свежая, обновленная, рвется к жизни.
Ночью он крепко спал, а утром беспечально распростился с матерью. Вчерашние мысли, пережитые им у реки, не оставляли Равиля, наполняли силой, заставляли спешить. С этим сильным, незнакомым прежде ощущением жизни Равиль уехал домой.