Выбрать главу

К тому же лечить Ростикову «болезнь» взялся некий пришлый г'мет, у которого на шее болтался довольно причудливый жетон, свидетельствующий, вероятно, что он может заниматься врачебной практикой. Лекарский чемоданчик у всех рас всей обитаемой Вселенной составлен по единому образцу, его за этим типом носила специальная габата, чем-то похожая на Василису, и потому Рост испытал почти противоестественное доверие к доктору. А может, просто семейная привычка хорошо относиться к врачам, какими бы они ни были и как бы ни выглядели, сыграла с ним очередную шутку с ностальгическим привкусом.

Вечером, когда Рост с Карб сидели за роскошным столом, на котором имелся горячий супчик с чем-то вроде клецок, сделанных из рыбного фарша, и мясо, и свежайшая зелень, пурпурная офицерша вдруг последовательно осмотрела стол, комнату, самого Роста и проговорила, чуть не давясь от злобы:

— Меня хотели всего этого лишить.

— Почему? — спросил Ростик, проявляя больше интереса к супу, чем к разговору.

— В общем, — она вздохнула, немного успокоилась, — я пыталась объяснить администрации, что Саваф некорректно ведет дело с тобой... А они отправили мою жалобу самому Савафу. Тот решил, что я не лояльна.

— Что дальше?

— Это место я занимаю, как выяснилось, по его ходатайству. Следовательно, он же может меня его и лишить.

Рост окинул девушку сложным взглядом. Оказывается, неудовольствие иными распоряжениями чегетазуров имело место и среди пурпурных. Но Карб вдруг вообразила, что он ее осуждает. Наверное, поэтому и рассказала эту историю, чтобы он не думал, что у него имеется что-либо, чем он может воспользоваться, оказать на нее давление.

Если, мрачно подумал Ростик, стараясь не выдать никаких своих мыслей, это все, от начала до конца, не спланировано Савафом, включая даже ее рапорт на него и возвращение этого рапорта ему же, тогда... Нет, даже если все получилось случайно, сам перевод Ростика на квартиру Карб обозначал, что Саваф что-то готовит. И только тогда Рост вдруг сообразил, что он работает в своем «низовом» режиме мышления и совершенно автоматически.

— Все-таки, он не выгнал тебя отсюда, — пробормотал он, обрадовавшись вновь открывшейся способности.

— Ты-то выиграл от этого, — от огорчения Карб даже перестала жевать. — А я... Жила себе тут, с прислугой, была свободна как ветер... И вот теперь меня практически подчинили тебе.

— Подглядывать тебя за мной послали, а не подчинили, — уточнил Ростик.

— Думаешь, это предел моих желаний?

— Не знаю, но, кажется, для тебя все могло сложиться и похуже.

Неожиданно Карб смягчилась:

— Могло. Например, послали бы на фронт, а там результат всегда очень ясен — жива, значит, плохо воюю. Сдохла от шальной стрелы или от выстрела в спину — значит, и вспоминать обо мне нечего.

— Слишком много вы интригуете, — вздохнул Ростик и принялся за блинчики с чем-то, напоминающим разваренную кукурузу со специями. Кажется, так вкусно он не ел еще никогда в жизни.

— Это — Нуркес-Дот, — сказала вдруг Карб.

— Что? — не понял Ростик.

— В каком-то смысле — смысл жизни. — Она по молчала. — Переводится как Великая Игра.

Ночью, когда Ростик уже засыпал, неожиданно кто-то довольно осторожно и тяжко улегся в его кровать. Он протянул руку, чтобы понять, чего это вдруг Василисе, которая весь день соблюдала дистанцию, вдруг загорелось? И понял, скорее по запаху, чем по размышлению, что это... не Васл, а Карб. Собственной персоной. Ростик даже сел, протирая глаза.

— Ты чего?

— Я думаю, — рассудительно, как всегда, ответила Карб, — что рядом с тобой карьеру сделать будет проще. Поэтому решила... привязать тебя крепче, на сколько возможно.

А ведь она действительно думает, что я могу в их обществе занять неплохое положение, понял Ростик.

— Знаешь, иди-ка ты отсюда.

— Почему? — Карб по-прежнему была настроена весьма решительно. — Васл говорит, что ты можешь неплохо...

— Я не желаю слышать, что говорит обо мне Васл! — Его чуть столбняк не хватил. — Так вы что же, обсуждали меня?

— Какой ты любовник? А чего же ради соваться к тебе, не зная ситуации, когда можно все легко и просто выяснить?

Видимо, рекомендации были даны преимущественно хорошие, мрачно подумал Ростик. Черт бы побрал этих пурпурных, мало ему оказаться рабом, он еще должен быть забавой для их офицерш.

— Тоже приказ? — спросил он, стараясь не показывать, насколько зол.

— Не очень-то приятно признаваться в этом какому-то... — все-таки Карб его по-прежнему презирала, это внушало надежду, хотя недолго. Она полежала, повернувшись спиной, потом вдруг добавила: — В общем, нет. Скажем так, положение меняет отношение.

— Твое-то отношение ничто, кроме приказа, изменить неспособно.

— Ты меня не знаешь, — отозвалась Карб уже привычным решительным тоном. — Впереди по иерархи ческой лестнице — одни ярки или, в крайнем случае, стики... Никогда габате не подняться выше раз и на всегда определенного уровня. Нуркес-Дот. Вот я и думаю, что ты, с твоими возможностями, откуда бы они ни взялись...

В общем, как Ростик недоумевал на следующий день, она с ним справилась. И даже без заметного труда, все получилось почти само собой... Как с Васл, когда он был еще очень пылким от слишком долгого воздержания.

И это навело его на печальную мысль о том, насколько же мужская природа зависима от женского начала, от женщин вообще, и самое скверное, что женщины, кажется, об этом всегда знают. Это заставляло его злиться, кажется, впервые после того, как он стал свидетелем налета на лагерь ламаров. Да, именно так — не мучиться, не сожалеть, а именно злиться.

К полудню следующего дня он все еще валялся в кровати, хотя особой надобности в этом не было, потому что лечение доктора или, скорее всего, Савафа, устроившего последние изменения, дало результат. Рост снова почувствовал вкус к жизни, по крайней мере, ему захотелось раздобыть новые книги, например, о межличностных отношениях разных видов пурпурных и иных господствующих рас их сообщества. Но он все-таки лежал и думал, причем вполне в духе социалистического реализма.

Он думал, что вот в романе какого-нибудь не шибко проникновенного литератора герой, попавший, хотя бы примерно, в его ситуацию, непременно поднял бы восстание, устроил революцию, и даже эта самая революция обязательно победила бы, привела к власти люмпенов или, в крайнем случае, ремесленников. В коммунистических книгах так положено. А на деле...

Эти бестолковые литераторы просто не знают жизни, не видели этого мира, даже не догадываются, что нигде «просто так» не восстают. Хотя бы потому, что широкое оповещение людей о революционных планах тут же вызвало бы физическое истребление пропагандирующих подобные идеи элементов. Просто кто-то донесет и кто-нибудь примет меры... А без этого самого оповещения ничего не выйдет, ведь солдат с оружием тоже где-то нужно найти, завербовать, склонить к пониманию несправедливости существующего положения вещей... Нет, никакой революции у Ростика не получится.

И все-таки он стал искать какой-нибудь выход из ситуации. Как ни смехотворна была мысль о революциях, уже то, что он искал этот выход, пусть и в гротескной форме, свидетельствовало, что его так называемая «болезнь» отступала. Он выздоравливал. И это было хорошо, потому что доказывало еще кое-что, а именно — он не сдался. А еще точнее — все-таки его не купили, вернее, он отказался продаваться.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ТРАМПАН-СИМ (Возможная ошибка)

Глава 13

Все было как обычно, с десяток черных треугольников со всех направлений разом — чтобы ламарам некуда было бежать — сошлись, используя всю свою огневую мощь. Но даже этого удара оказалось недостаточно, потому что большая часть деревни была вкопана в крутой для этой местности берег озерца. Основная часть ламаров и сидела в этих норах, ожидая своей участи. Эти же норы и не давали пурпурным обнаружить эту деревню... Если бы не Ростик.