— Да, посмотреть было бы неплохо, — начал Пестель. — Но что мы хотим выяснить?
— Все, что там происходит, — сформулировал Ростик.
— Думаю, в глубине происходит то же, что и тут, на краю. Если мы не будем углубляться, а пойдем вдоль, все и так выяснится, а нам останется только систематизировать наблюдения.
— Чего ты боишься? — спросил его в упор старшина.
Пестель опустил голову, потряс темными вихрами. Почему-то Ростик только сейчас заметил, что он не стриг волосы несколько недель и они у биолога непривычно длинные, не то что у него с Квадратным.
— Того, что в болотах. Новых видов живности, их хищников, с которыми мы не знаем, как сладить…
— Тебе кажется, мы с ними не справимся? — спросил Ростик.
— Может, и справимся, но… — Пестель печально посмотрел на огонь, на товарищей и стал объяснять: — Мы не готовы к этому походу. Мы довольно неплохо экипированы для степи, у нас есть все, даже умение маскироваться там в необходимой мере, а тут… Нет непромокаемых спичек, нет масла, чтобы не ржавели доспехи, мы едем на лошадях, а может, тут нужны байдарки… Поэтому я предлагаю не заходить глубоко в эти болота, а посмотреть, что и как, не сходя с твердой почвы.
— Может, всех этих болот наберется всего на десяток километров, — сказал старшина. Чувствовалось, что аргументов Пестеля он не принял.
— С горы мы видели не менее двух сотен километров этой прелести, — сокрушенно отозвался Пестель. Он понял, что его предложение не пройдет. — И она тянулась дальше, гораздо дальше.
— Все-таки поясни, пожалуйста, свои опасения, — попросил Ростик.
— Не знаю, не смогу, наверное, это сделать, но… Но знаю одно — мы к походу по болотам не готовы.
— Боишься, — высказал старшина с ощутимой даже в темноте долей презрения.
— Боюсь, — признался Пестель.
— А ты что скажешь? — Квадратный повернулся к Ростику.
— Может, он прав? Может, болота окажутся слишком иной средой, чтобы соваться в нее чересчур решительно такими малыми силами.
Квадратный вздохнул, покрутил кружку в руке, взбалтывая остатки чая, посмотрел в тихую тьму, обступившую их со всех сторон, но как-то особенно ощутимо — с юга, со стороны Водяного мира.
— Хорошо, пойдем неглубоко, но все-таки пойдем. Просто чтобы было что докладывать в городе.
На следующее утро они пошли. И почти тотчас стало ясно, что Пестель прав, к серьезному походу по этой топкой поверхности, грязной, насыщенной влагой и сырой вонью, где все было обманчивым и ненадежным, они и вправду не готовы. Лошади выбились из сил, но смогли пройти до полудня лишь километров десять, то есть меньше, чем в самые скверные прежние дни. Оружие вдруг стало отказывать, тетива арбалетов разбухла, ножи не выходили из ножен, и даже передернуть затвор на автомате оказалось делом сложным. А надежда на огонь, где можно было бы просушить поддоспешные куртки, развеялась в дым… Вернее, в водяную пыль.
Зато всюду полно было всяческой птицы, главным образом водяной, но не только. Всюду то и дело на них вываливались угри, выдры, небольшие крокодильчики, какого-то вполне отвратительного вида жабы и лягушки. А рыбы стало столько, что их спины то и дело пугали лошадей, путаясь у них под копытами.
И комары — причем разных сортов, размеров и степени зверства. От крохотного гнуса, запросто превращавшего кожу и мясо под доспехами в кровавое месиво, до жужжалок величиной с палец и хоботом чуть не в десяток сантиметров. Таких было легко сгонять, они, кажется, и на доспехи-то садились со стуком, словно кавалерия прыгала по железной мостовой.
Впрочем, они продержались еще один день. Но к его исходу так устали, что даже не стали разговаривать за ужином. Просто повалились на траву, и, как наименее усталый или более выносливый, старшина стал на первое дежурство.
Ростик понял, что его будят, когда чья-то холодная и мокрая рука легла ему на лоб. Он поднял голову, попытался хоть что-нибудь разобрать в темноте.
— Это я, — прошептал невидимый старшина.
— Смена? — спросил Ростик тоже шепотом. — Я сейчас, только рожу ополосну…
— Не только… Слушай.
Ростик прислушался. Поверх безбрежного, как море, комариного звона, между непонятных вздохов, расходящихся по округе, как круги по воде, в перерывах между всплесками какого-то воя, словно бы где-то рядом стая собак Баскервилей ждала очередную жертву, раздавался вполне выделяющийся звук. То редкие, то очень частые щелканья, словно пустотелые палки стукались друг о друга, то понижая, то повышая тон и громкость. В этих щелчках, едва долетающих до людей, была такая осмысленность, что Ростик уже через минуту перестал сомневаться — это сообщение разумных существ.