Ростик посмотрел на противника. Летун уходил, он даже заложил правый вираж, разворачиваясь… Но нет, это не был вираж.
Лодка, наклонившись, повисела над парком, потом вдруг заскользила вниз и вбок. Она падала из-за какого-то сильного дефекта управления… И тогда появился дым. Он растекся прозрачной струйкой в спокойном воздухе, потом вдруг, как при взрыве, стал гуще и плотнее, лодка дрогнула, попробовала выровняться, не смогла и, уже явно утратив устойчивость, стала падать. Ее взрыв от удара о землю Ростик встретил волчьей ухмылкой. Для выхода накопившейся в нем злости стукнул кулаком, стянутым латной перчаткой, по краю полуразрушенной тумбы…
Вдруг низкий вой ударил в уши. Он оглянулся, бой шел теперь на запасном поле стадиона. Оттуда тоже взлетели далеко не все лодки, а те, что все-таки взлетели, били вниз, по людям, пытаясь остановить атакующих тут, на земле.
Над Ростиком криво, боком пронеслась еще одна лодка, она молотила из всех пушек, но при этом горела, как чурка в топке… И падала. Она упала на трибуны, с другой стороны футбольного поля, взметнув вверх столб черного дыма, обломков и щепок от лавочек. Эти лавочки саранча, видимо, доесть не успела, и сейчас они занялись невысоким, но прожорливым пламенем. Внезапно рядом с ним оказался Чернобров.
— Командир, они засели под трибунами! Дай команду выкурить их оттуда!
Ростик аккуратно поставил на землю противотанковое ружье, поднял свой карабин, подошел к Черноброву.
— Ты где был-то? Почему сволочей у пруда не придавил?
— Я пытался тот батальон организовать, который из-за водолечебницы вылез… Никогда в жизни больше в командиры не пойду.
Значит, он хотел как лучше. А получилось так, что он и приказ не выполнил, и не помог никому. Но, в общем, ругать его не следовало. Он просто не справился. Ростик не был уверен, что и сам справлялся сейчас, здесь…
— Где они засели?
— В раздевалках, под трибунами. Их там полно.
Трибуны с противоположной стороны были сделаны из досок, укрепленных на металлических фермах. А с этой стороны, как водится, под трибунами размещались раздевалки, душевые, склады, какие-то подвальчики…
Ростик подошел к единственной, ведущей под трибуны двери. Она была сломана и висела на одной петле. На пороге в странном объятии лежали мертвый человек и один пурпурный. Вот только волос на нем не было, и был он очень крупным. Ростик присмотрелся к нему, так и есть, он был росточком не в полтора метра, как беловолосые, а как взрослый мужик и даже еще выше. Значит, у них, как минимум, две расы?
Но сейчас полагалось бы заняться другим. Ростик и занялся.
— Люди там есть? — спросил он Черноброва.
Вокруг них собралось довольно много бойцов, чуть не сотня, пожалуй, четверть его батальона, если учитывать потери.
— А как же? Почитай, одни перебежчики и засели.
Со стороны запасного поля донесся еще один взрыв. Скорее всего бронебойщикам удалось завалить еще одну лодку пурпурных.
— Что, если поджечь их там? — спросил конопатый солдатик с ружьем пурпурных в руке.
— Там склады, дура, для твоей же игрушки боеприпасы, — проговорил кто-то из-за плеча конопатого. Видно, над ним привыкли посмеиваться, впрочем, беззлобно.
— И для захваченных самолетов топливо, — сказал кто-то негромко.
Да, пожар не годился. А впрочем…
— Эй, вы, там! — позвал Ростик, чуть поднеся голову к сломанной двери. — Даю вам две минуты, если не сдадитесь, подпалю к чертовой матери.
— И чем же ты, холера, нас подпалишь? — донеслось из-под трибуны.
— Можешь не сомневаться, найду чем, — спокойно ответил Ростик.
Он как-то разом устал. И в голосе его эта усталость слышалась отчетливей, чем ему бы хотелось. Но сейчас она придавала его словам уверенность и силу.
— Эй, начальник, у нас тут пять пурпурных, если мы их вам сдадим…
— Давай без торговли, — решил Ростик. — Сдавайся, и все. А как вы там пурпурных задержите — ваше дело. Только чур — не убивать, они мне для допроса еще пригодятся.
— А с нами что будет? — спросил другой голосок.
— Суд вам будет, — не выдержал Чернобров. Ростик согласно кивнул.
Потом где-то в темной глубине раздались выстрелы. И вдруг кто-то завыл высоким пронзительным голосом. Ростик поймал себя на том, что еще ни разу не слышал голос пурпурных.