— Получается? — с интересом спросил Рымолов.
— Не очень. Скорее всего воссоздать их мы долго еще не сможем. Зато кое-что уже сейчас можем починить, но это, извините, не моя проблема.
— Да, лодки… — протянул Рымолов, глядя в окно. — Кстати, почему так много названий этих… лодок? Кто их самолетами зовет, кто лодками, кто бочонками, кто летающими столами? Может, придумаем общее название?
— Люди сами придумают, — веско произнес Кошеваров.
— Пожалуй. Ну, и что у нас по лодкам?
Начал докладывать Поликарп Грузинов, который медленно, но верно становился мастером на все руки.
— Всего захвачено более шестидесяти лодок, не имеющих неустранимых повреждений, главным образом на стадионе. Больше десятка сейчас уже можно поднимать в воздух.
— Пробует кто-нибудь? — спросил Рымолов. — Есть у нас такие энтузиасты?
— Ким сейчас на аэродроме учится. Прямо не вылезает из машины, один сжег больше топлива, чем десяток других курсантов.
— Топливо, да, — проговорил опять про себя Рымолов и сделал заметку в одном из кучи разбросанных на столе блокнотов. — Топливо… Продолжай.
— Кроме того, мы собрали практически все осколки и детали корпусов. Частично их можно использовать. Вот только бы знать, как именно? Оружие…
— По оружию пока не будем.
Вот это да, Ростик даже выпрямился, чтобы получше рассмотреть лицо Рымолова. Он восстанавливает режим секретности? Как в былые годы. Чтобы какая-нибудь хитрость или открытие не уплыло… Скажем, не было похищено волосатыми бакумурами? А впрочем, неизвестно, что правильно, а что нет. Кто бы еще две недели назад сказал, что у нас возможно массовое предательство, а поди ж ты!
— Какие есть идеи, способные подтолкнуть освоение лодок?
Ростик набрал воздуху и произнес:
— Можно обратиться в Чужой город, к Ширам.
— Ты триффидов имеешь в виду? — переспросил Рымолов, хотя даже Ростику было ясно, что он просто думает, взвешивает предложение. — Нет, не будем пока их тревожить. Или более откровенно отнестись?.. Нет, пока не готов ответить.
Внезапно заговорила мама.
— Арсеньевич, может, я доложусь и пойду себе? Работы много, я даже…
— Таисия Васильевна, доложись, а потом иди себе, — он усмехнулся. Хотя юмор был совершенно начальственный.
— Докладываю — очень плохо с перевязкой. Разумеется, нет лекарств. Если в ближайшее время город не научится производить хотя бы основной набор медикаментов, я… — она развела руками.
— Понятно. Но я вот чего не понимаю, почему вы сами не можете взяться за дело? Ведь у вас есть и специалисты, и даже какая-никакая материальная база, аптеки в основном уцелели…
— Аптеки разграбили чуть не в первую очередь, — жестко сказала мама. — А что касается самостоятельности и самодеятельности… Это лекарства, во всем мире они должны быть сертифицированы. Если мы начнем пробовать, а потом кому-то станет хуже, а станет непременно, потому что тут Полдневье, и никто не знает, какой эффект окажет местный мак по сравнению с земными опиатами, то…
— Таисия, чего ты хочешь?
— Чтобы не было процессов над врачами, когда у нас пойдут неудачи.
— Ты думаешь, они непременно пойдут?
— Непременно.
— Как вы организационно хотите это делать?
— Путь известный. Создадим комиссию и определим приоритетные направления. Потом выясним возможности, найдем, уговорим людей и наметим сроки. Потом начнем изучать клинику применения новых препаратов.
— Я так тебе скажу, я понял лишь одну треть того, что ты сказала. Или мне кажется, что понял. Поэтому я не могу сказать тебе «нет». Создавайте комиссию. За ее действия будешь отвечать ты.
— Я людей лечу. А у нас есть такие, которые уже налечились по самые уши, только и мечтают, что пересесть в начальственное кресло.
— Что ты имеешь в виду? — Глаза Рымолова стали узкими, как у Кима, когда он смеялся.
— Я могу бегать по городу, могу диагностировать. А комиссия — работа не сахар, тут нужно сиднем сидеть. Предлагаю привлечь кого-нибудь из наших медицинских пенсионеров. Им это будет по плечу, и я останусь при деле.
— Привлекай, — кивнул Рымолов. — Но в комиссию ты будешь входить в обязательном порядке.
— Договорились. Я могу идти?
— Ох, Таисия, ты мне всю дисциплину порушишь, — он улыбнулся, но уже вполне по-человечески, не по-начальственному.
Мама встала и ушла. Ростик посмотрел ей вслед с восхищением. Он точно знал, что ему так никогда не научиться.