Ростик провел рукой по волшебной ткани, принесенной сюда с Земли. Конечно, в этом мире люди такого делать не умели и неизвестно когда снова научатся.
Старшина растянул зеркальную ткань на каркасе и получил мягкое зеркало, которое видно было и в городе, скорее всего, даже без бинокля. Потом он стал натягивать вторую рамку над первой. Но теперь вместо зеркальной ткани в хитрые пазы он вставлял темные длинные пластинки, наподобие жалюзи. Собрав общую шторку, закрывающую зеркало, он прямо в середине квадрата установил общий рычаг, способный поворачивать все полосы одновременно. Теперь, стоило этот рычаг потянуть в одну сторону, они все закрывали зеркало, стоило потянуть в другую, открывали его, и поверхность начинала отражать солнечный свет.
Опробовав свою систему, Квадратный даже свистнул от удовлетворения.
— Значит, это и есть пресловутый гелиограф? — на всякий случай спросил Ростик.
— Солнечный семафор, — ответил Квадратный, то вглядываясь в горизонт, то посматривая на солнце. Наконец он навел свое зеркало на город, прицелившись через довольно сложную лунку, и проговорил: — Кажется, город на мушке. — Теперь зеркало стояло на вершине холма, наклоненное под сорок пять градусов к горизонту, отражая свет не хуже прожектора. — Придержи-ка.
И он ловко, словно заправский сигнальщик, принялся щелкать общим рычагом то вверх, то вниз. Ростик, придерживая телеграфную конструкцию одной рукой, второй поднес к глазам бинокль. На таком расстоянии оптика не очень-то и помогала, но все-таки это было лучше, чем ничего.
— Ну, как они — отзываются?
— Работай, может, отзовутся, — проговорил Ростик. Шар в бинокль выглядел чуть более крупным, чем простой блик солнца на осколке стекла, но все-таки это был их блик, и от него следовало ждать ответа. И вдруг этот блик стал медленно, не чаще чем раз в три-четыре секунды, подмигивать.
— Здорово, они нас увидели! — почти выкрикнул Ростик. — Семафор-то работает!
— А почему он не должен работать? — солидно отозвался Квадратный, но было видно, что старшина и сам не очень-то верил до последней минуты в возможность такой связи. — Давай теперь составлять донесение.
Он написал на песке несколько слов. Потом принялся последовательно заменять буквы на черточки и точки. Ростику не были видны его короткие движения прутиком под ногами, да он и не понял бы их. Намертво обидевшись на свою неграмотность, он решил сегодня же вечером засесть за морзянку.
— Кажется, готово, — решил старшина.
Он вернулся к управляющему рычагу и принялся неторопливо, поглядывая в запись под ногами, выщелкивать свое донесение. Закончив, стал вглядываться в пятнышко белого света на сером далеком севере.
Пятнышко мигнуло, потом еще раз.
— Диктуй! — заорал старшина и скакнул к своему прутику. Ростик стал диктовать, не понимая ни одной буквы. Но когда сообщение завершилось, старшина медленно, по буквам прочитал его и вполне довольный кивнул.
— Ну что? — спросил Ростик.
— Оказывается, они ждали нашего сигнала и заранее получили у начальства на него «добро».
— А конкретней?
— «Ждите три машины на месте связи в полдень послезавтра», — торжественно, почти нараспев произнес старшина.
— Послезавтра? — Ростик подумал. — Интересно, успеем мы набить дичи на три машины?
— Набить-то успеем, а вот освежевать и отогнать мух — с этим возникнут проблемы.
Откуда-то из-за недалекого холма взлетел низкий, похожий на волчий, режущий вой. В этом мире, полном добычи, не могло не быть хищников. Ростик прислушался к этому звуку и философски, как ему показалось, объявил:
— Отгонять придется не только мух, но и кое-кого похуже.
8
Охота, о которой так страстно вздыхал Квадратный, в этой местности оказалась малоинтересной. Особенно легко было расстреливать трехгорбых жирафов. Они не боялись людей и подпускали их практически в упор. За пару-тройку часов Квадратному удалось набить мяса куда больше, чем они могли обработать за полтора дня.
Самым сложным, как и подозревал старшина, оказалось стащить всю добычу в одну кучу и разделать животных. Дело оказалось настолько неприятным, что даже с их плоскими мечами Ростик едва одолел двух жирафов. Зато Квадратный благополучно расправился с половиной туш.
А вот сдирать шкуры оказалось легко. Их следовало лишь иногда подрезать у тонкого слоя сала, и она сползала, как мокрая ткань с тела. Сложив сырые еще шкуры в один общий, неаппетитного вида тюк, перевязав их шнурами, сделанными из кишок животных, Квадратный бодро похлопал Ростика по плечу окровавленной клешней:
— А ты не хочешь приготовить пару штук для отправки?
— Зачем они нужны?
— Жене такую шубу отгрохаешь — все подруги закачаются. На Земле у нее такой и быть не могло.
— Понимаю, — согласился Ростик. — Но если я признаюсь ей, что собственноручно застрелил эту животину с пяти шагов, а потом сам освежевал, вряд ли она шубу вообще дома потерпит.
— Такая она у тебя?
— Такая.
— И тебе это... — Он неопределенно обвел рукой вокруг, захватив оставшиеся две туши, груду мяса, костей, залитые красной, как на Земле, кровью камни и траву.
Ростик вздохнул и кивнул.
— Ну тогда посиди в теньке, повозись со своими картами. Тоже дело небось.
Хотя Ростик честно пытался выполнить задание по картографированию, его схемы получались очень уж доморощенные, совсем не такие, к каким все привыкли на Земле. А Перегуда, Ростик в этом не сомневался, хотел приступить к настоящему, научному изучению окружающей Боловск территории. Вот только ни навыков, ни времени для этого у разведчиков пока не было. Впрочем, Перегуда это понимал, потому что, прощаясь, высказался в том роде, что, мол, многого он требовать не станет, но все-таки очень хотелось бы...
Ростик вымыл руки, выволок из своей сумки папку, разложил один из драгоценных листов бумаги размером почти полметра на метр. Тут, согласно предварительным наблюдениям из обсерватории, были нанесены уже некоторые объекты, позволяющие соблюдать угловые ориентиры по отношению к Боловску. А вот расстояния и мелкие детали остались за Ростом.
В принципе, Перегуда даже дал Ростику урок по практическому картографированию на местности методом триангуляции, но его явно не хватало, и пока вопросов о том, что и как следует делать, у Ростика было больше, чем ответов. Он лишь надеялся, что все его муки не окажутся совсем уж мартышкиным трудом и Перегуда с помощью каких-нибудь студентов разберется в его каракулях.
Провозившись пару часов с картой, Ростик отложил ее. Работы у старшины явно было больше, чем он мог выполнить. К тому же Ростик понимал, если заготовки мяса подобным образом станут традиционными, лучше сразу к ним привыкнуть. Поэтому он не стал сачковать, а снова попробовал помочь Квадратному.
И в общем-то, до темноты они успели. От полутора десятков красивых и сильных животных, какими эти жирафы были еще утром, остались только пласты сочащегося кровью мяса, переложенного большими местными лопухами, зловоннейшая куча требухи, костей да несколько тюков шкур, подготовленных старшиной для последующей доработки.
Оставив сторожить все это богатство вконец вымотавшегося старшину, Ростик понесся галопом к ближайшему ручью, чтобы избавиться от запаха крови и жирафьей полупереваренной жвачки, по сравнению с которой даже навоз казался вполне приемлемой массой. Он почистил одежду и доспехи, а повалявшись в мелком, зверски холодном ручейке, позволив воде обтекать себя, решил, что почти восстановил требуемую чистоту.
После этого настала его очередь стеречь добычу и, разумеется, готовить ужин, потому что старшине потребовалось куда больше времени для помывки.
На следующий день вся операция повторилась. Лошадям такая жизнь очень понравилась, потому что, стащив с их помощью туши в общую кучу, их уже часов с десяти отпустили пастись на соседних луговинах. Но Ростику и даже старшине все это нравилось куда меньше. Правда, они раньше, чем вчера, покончили с работой, но запах крови прилип к ним намертво, и как оба ни мерзли в талой, совсем не прогретой солнышком воде все того же ручья, им казалось, что от них несет прямо-таки трупным зловонием.