— Кого именно? — спросил Ларион.
— Что?
К помощнику мэра мгновенно вернулась способность воспринимать окружающий мир серьезно. Полностью вернулась.
— Я спросил, кого ты хотел бы вернуть? Это ребенок?
— Как ты угадал?
— Думаешь, ты первый, кому пришла в голову мысль использовать мои способности именно так?
— Наверное, не первый. Если о вас, ведьмаках, ходят слухи, что вы можете… что способны… значит, они имеют под собой основания, думаю я. И не ошибаюсь?
— Не обязательно, — сухо сказал Федоров. — Ведьмаки обладают разными свойствами. Я мог запросто оказаться, к примеру, пиротиком, умеющим только поджигать. Ну и тушить, конечно.
— Но ты оказался тем, кем надо. Я слышал о ведьмаке, который ездит на шестилапом коте говорящем. Он у тебя и вправду говорит?
— Не имеет значения. Давай ближе к делу. Ты хочешь, чтобы я вернул… Кого?
— Дочь, — потупившись, сообщил Щербак. — Елену.
— Как давно умерла?
— Год.
— В таком случае ничего не получится. Извини, не могу тебе помочь.
— Почему?
Ларион вздохнул.
Ну вот, сейчас начнутся объяснения. Может, проще встать и уйти? Только выпустят ли его отсюда?
— Потому, что не могу.
— Я требую ответа.
Щербак стиснул кулаки. Глядел он теперь зло и обиженно, словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку.
Пора показывать зубки.
— Послушай, — сказал Ларион. — Уясни одну вещь. Ты здесь, в своем городе, большой человек. Второе лицо. Может быть, даже в действительности первое. Я не видел вашего мэра, но о нем слышал. Он очень умный человек, но о реальном мире, который начинается за баррикадами вашего города, знает мало. Ему хватает забот и здесь. Ты же тверже стоишь на ногах. Там, снаружи, ты бы выжил. Согласен?
— К чему это?
— К тому, что ты здесь обладаешь властью. У нее есть одно нехорошее свойство. Она кружит голову и создает иллюзию, будто тебе подвластны все и все должны выполнять твои приказы. Так вот, учти — я не из этого города. Смекаешь, куда я клоню?
— Хочешь сказать, ты мне не подвластен?
— Вот именно. Я не принадлежу этому городу, законов его не нарушал. И я не думаю, что тебе сойдет с рук, если ты прикажешь меня арестовать, не имея на это никаких законных оснований. Ты и сам это хорошо знаешь. Так что весь этот блеф в виде вооруженных охранников и своей готовности устроить мне неприятности можешь на мне даже не пробовать.
— Я всего лишь хочу услышать одну вещь, — очень спокойно сказал помощник мэра. — Причину, по которой ты мне отказался помочь. Имею я на это право?
— Нет, не имеешь. Я просто отказался и все.
— Ты ведешь себя не очень хорошо.
— А кто сказал, что я обязан быть пупсиком?
— То есть ты прекрасно понимаешь ситуацию? Вот перед тобой сидит любящий отец, готовый ради возвращения дочери на все. А ты отказываешься ему даже объяснить, почему его желание не может осуществиться.
— Именно так, — жестко сказал Федоров. — И вообще, мне пора. Завтра надо кое-что починить в вашем городе. Может быть, даже удастся оживить второй генератор. Все на этом?
— Нет, — сказал Щербак. — Не все.
Ларион тяжело вздохнул.
На какое только преступление не готов любящий отец ради своего дитя. Вот сейчас начнется, сейчас мало не покажется.
— Попытаешься напугать? — спросил он.
— Зачем? Для начала посажу тебя под замок. Благо для этого причина есть. Законная.
— Вот как?
— Да. И пока я не отдал приказ об аресте, все еще можно урегулировать.
— А причина? Тебе не понравилась моя физиономия?
Щербак мрачно хмыкнул.
— Нет, более весомая. Мародерство.
А вот это и в самом деле неожиданно.
— Такого понятия уже десять лет не существует, — сообщил Ларион.
— У нас в городе оно действует и обозначает ситуацию, когда чужак, то есть не гражданин города, покусился на барахло, некогда принадлежавшее одному из его жителей и был в этом уличен.
— Как сложно, — сказал Ларион. — Думаешь, удастся мне что-то подбросить так, чтобы никто не догадался о липе?
— А ничего подбрасывать не надо, — сообщил Щербак. — Ты сам все сделал. Брошь, которой ты заплатил хозяину гостиницы. Тот ее и еще несколько вещиц отдал мяснику за очередную тушу. Тем же вечером она попала к его подружке, а уж она опознала в ней вещицу, еще до нашествия принадлежавшую ее маменьке, которую та где-то запрятала, да никому не сказала, где точно. Нашествие она не пережила, понятное дело, и девица посчитала вещицу потерянной. До сегодняшнего вечера. В общем, она пришла ко мне, а я, ведомый некими предчувствиями, попытался о броши узнать поподробнее. И узнал. Вот ведь как интересно бывает! Судьба.