Мэр стал другим. Исчезли без следа скука и медлительность. Теперь это был настоящий командир, быстрый, уверенный, все понимающий.
Стоило Федорову и его спутникам войти в комнату, как он сделал знак удалиться нескольким подчиненным, стоявшим вместе с ним над большой картой города и его окрестностей. Те поспешно вышли.
— Так ты вернулся, — сказал мэр, повернувшись к Лариону. — Зачем привел с собой зверя? Он должен ждать снаружи.
— Сам ты зверь, — сказал Шестилап. — Я его напарник, если хочешь знать.
— Вот как? — Жуков даже бровью не повел. — В таком случае — оставайся, напарник. Говорить буду с вами обоими.
— О чем? — спросил Ларион.
— Времени не очень много, — сообщил мэр. — Поэтому разговаривать будем быстро, не размениваясь на мелочи. Главное, что вы вернулись, и из города вас теперь не выпустят. Вы это понимаете?
— Допустим, — сказал Федоров.
— Если орда займет город, вас тоже не пощадят. А для того чтобы этого не произошло, надо помогать в меру возможностей. Ведьмак, сколько можешь оживлять в час? Как мне рассказывали, для оживления надо всего лишь потратить время, в десять раз большее, чем прошло с момента гибели. Если к тебе будут доставлять убитых не позднее чем минут через десять после смерти, оживление их обойдется чуть более чем в полтора часа. Не так ли?
— Вот прыткий, — не без восхищения пробормотал кот. — Ну прыткий…
— Вижу, куда ты клонишь, — сказал Ларион. — Только ничего не получится. Ты неправильно считаешь.
— Что именно неправильно? — спросил мэр.
— Считаешь, говорю. Принцип оживления именно такой. Однако я не могу делать это как автомат. Слишком много уходит сил. Человека четыре в сутки, не больше. Причем сама работа занимает порядочно времени и после нее приходится некоторое время отдыхать, приходить в себя.
— Так.
Мэр задумался. Услышанное явно шло вразрез с его планами. Впрочем, думал он совсем недолго. Ларион надумал было поинтересоваться, что собственно от них нужно, но прежде, чем он успел открыть рот, мэр принял решение.
— Хорошо, тогда — сколько получится. Какого размера плату вы за такое берете?
— Ну… — хитро прищурил глаза Шестилап, — учитывая военное время…
Он явно получал удовольствие от того, что его роль бессловесного животного закончилась.
— Ага, — пробормотал мэр, — военное время. Сколько?
— Учитывая военное время, — сказал Ларион, — мы не возьмем ничего.
— Уверены?
— Да, мы укрылись у вас от орды, заодно предупредив вас о ее появлении. Значит, мы среди защитников города. А какое может быть золото, если даже мэр не думает о своих запасах?
— Отлично, — промолвил Жуков. — В таком случае отправляйтесь на баррикаду возле станции. Ну, знаете, где подземный переход? Там одного нашего снайпер подстрелил, а он человек нужный — взрывник. Желающие пожертвовать свое время есть. В общем, вливайтесь в работу и старайтесь не лезть под пули. Вернетесь вас будет ждать комната недалеко от морга, хорошо защищенная на случай обстрела. Ну и, конечно, отдохнуть там будет можно. Сейчас все для этого приготовят.
Он сказал это очень доброжелательно, почти с улыбкой, но тотчас после, словно в нем выключили лампочку, стал вдруг мрачным и сосредоточенным. Это означало, что пора уходить. Они теперь в деле, стали частью армии.
— Вам пора, — сказал Жуков. — Дорогу знаете, а мне тут надо еще обсудить…
Уже на лестнице, после того как они миновали все еще сидевшего на ней раненого, Ларион сказал:
— Армия. Вот появилось у меня лет десять назад желание больше в нее не попасть. Не прав был я, как сейчас понимаю.
Кот взглянул на него неласково.
— Типа меценат, да?
— Типа того, — ответил Федоров.
Правда, для того чтобы Шестилап успокоился, этого было мало. Как только они вышли из дома мэра, он начал тихонько ворчать. Плелся рядом и вполголоса приговаривал:
— Герой… Бессребреник. И еще… ага… предупреждальщик о нападении орды. Я вот думаю, что мы запросто могли промчаться мимо города, никого не предупредив. И тогда уйти от орды, пока еще город не был окружен, не составило бы труда. Но нет: решили проявить благородство. Надеешься выслужить право стать гражданином? Зря. Ты — ведьмак и все это помнят. Значит, здесь тебе оставаться нельзя. Понимаешь?
— Еще бы, — наконец сказал Ларион, которому все это стало надоедать, — понимаю. Однако пока война, это не имеет значения. Война все спишет. Доходит?
— О! Вот ты о чем думаешь! Урвать себе такой ценой хоть немного счастья?