— Это ж надо. А вот я так пять лет дожидался, пока получу этот русский драндулет.
— Да и то тебе повезло.
— Это я через сестру…
— А там ты просто идешь к торговцу за углом и спустя пять минут возвращаешься домой на собственном лимузине. Там проще купить машину, чем водку.
— Германия, между прочим, тоже неплоха. Я слышал про одного, что он и года не прожил в Германии, как у него уже был свой «мерседес».
— «Мерседес»?! Он, верно, был миллионер.
— Чепуха. Там каждый может купить себе «мерседес». Ничего такого в этом нет.
— Тогда почему все не ездят на «мерседесах»?
— Да потому, что там есть выбор, наш брат даже представить себе не может, что такое ихний выбор. Ты выбираешь такую машину, которая тебе нравится.
— Да что ты знаешь со своим «мерседесом»? Думаешь, лучше «мерседеса» и нет ничего? А знаешь, как американцы называют людей вроде тебя? Grinhorn говорят они про человека, который ни в чем не разбирается. Тоже мне — «мерседес», «мерседес», это машина для Шульо и Пульо.
— Немцы в таких случаях говорят: для Хинца и Кунца.
— Чего-чего?
— Наши Шульо и Пульо у них называются Хинц и Кунц.
— Ты-то откуда знаешь? Может, ты тогда знаешь, какие модели делают эти немцы? Ты про «порше» хоть раз слышал? Ну? На «порше» ездят люди, у которых капусты много.
— Мне один рассказывал, что бедняки в Германии ездят на «ладе».
— Ну, это те, кто не желает работать. Деньги они получают от государства ни за что, и уж «ладу»-то на эти деньги вполне можно купить. Только не затем я бежал, чтобы разъезжать на «ладе». Я хочу настоящую машину.
— Набрехал тебе этот твой один. В Германии вообще бедных нет.
Алекс знает теперь новую игру.
— А ты как бежал?
Взрослые охотно в нее играют. Потяни его только за рубашку или за штаны и начинай спрашивать.
— Так я и думал, что тебе это будет интересно. Тогда слушай. Такую историю ты второй раз не услышишь.
Ивайло сидел в тюрьме за то, что рассказывал анекдоты. А они не любят анекдотов. Но меня так просто не возьмешь. Не успел я попасть за решетку, как начал расписывать стену в камере, нарисовал, как Брежнев нашего Главного Крестьянина прямо в задницу… впрочем, ладно, скажу только, что я злую шутку намалевал у них там на стене, за это — побои и еще несколько лет добавили к прежнему сроку. А мне стало уж до того невмоготу сидеть. Делать там нечего, малость похоже на то, как здесь, поиграть ни во что нельзя, побегать нельзя, а главное, ты не знаешь, сколько еще тебе так сидеть. От этого очень портится настроение, ну, я вижу, дело затягивается, и смылся, да прямиком в Югославию. И на тебе что, была полосатая одежда? Ну ясно, арестантские сказки, только одежда была не полосатая, а еще страшней, вот из-за нее они в Югославии и сцапали меня сразу, для начала хорошенько стукнули, а потом усадили в поезд, и это было страшно, понимаешь, поезд шел прямиком ко мне домой, а я знал, что меня ожидает дома, такого у нас не прощают, потому что я обвел их вокруг пальца, они бы меня прикончили сразу, надо было сматываться из поезда, а сербы, они не злые, им просто было наплевать, они получили приказ передать меня прямо на границе из рук в руки, мы вместе пили водку, им я тоже рассказал несколько анекдотов, про Сталина и про Хрущева, они были в восторге, развеселились, так что для меня не составило труда прогуляться в сортир без охраны, там я открыл окно, вылез и забрался на крышу вагона. А разве это не опасно? Да еще как, но иногда в жизни приходится идти на риск, надо просто набраться храбрости, а мне до смерти не хотелось возвращаться к тем злющим ребятам, вот я и спрыгнул и упал в какие-то кусты, в общем, совершил мягкую посадку, только малость подвернул ногу, вот так, значит, а остальное уже было проще простого….
— Алекс, иди сюда.
— Ну, мальчик, тебя мама зовет.
— А что такое злая шутка? Я хочу хоть одну услышать.
— Еще услышишь, парень, еще услышишь. Нам с тобой здесь еще сидеть и сидеть.
Через три дня после своего прибытия в Италию они, все трое, стоят на остановке как раз перед входом в лагерь, чтобы сесть в автобус на Триест. Автобус ходит с интервалом в полчаса, так им сказали, а в брючном кармане у Васко есть немного денег и еще талоны, полученные от организации под названием «Каритас», этими талонами можно расплачиваться в магазине у некоего Степановича. Степанович не итальянское имя, сразу сказал Васко. Ты, никак, покупаешь только у итальянцев? Магазин хороший, чего тебе еще. Автобус останавливается. Васко приобретает билеты. Biglietti. Все равно как у нас. Билет, biglietti, почти одно слово. Они сразу садятся на ближайшие свободные места. На остальных пассажиров не глядят. Вот так. Мы, по крайней мере, не зайцами едем, как остальные, эти ничтожества, и пусть придурок Борис философствует сколько хочет насчет того, что здесь у них много денег и что мы, бедные, беззащитные, бездомные беженцы, можем не платить за проезд. С кем только не приходится здесь иметь дело! Дома я бы с таким и словом не перемолвился. Автобус трогается. Конечно, часто ездить нам не по карману. И вообще надо экономить. Деньги нам еще ой как понадобятся. Вдоль дороги появляются самоуверенные виллы, они не прячутся за каменной оградой, сады вполне откровенно показывают, чем владеют их хозяева. К чему скрывать? Да они и не хотят. Видишь тот дом с бассейном? Нравится мне такая терраса. Они, верно, любят на ней сидеть.
— А ты обратила внимание, до чего бесшумно едет автобус, сразу видно хороший мотор, не громыхает, как у грузовика.
Чего от нас хочет эта женщина? Только бы она с нами не заговорила. И чего это она роется у себя в сумке? Билеты у нас есть. А удостоверения ты с собой взял? О, конфетка, grazie, Алекс, поблагодари тетю, gra… zi, caro mio, che carino, о, это, это очень мило… это…
Триест, вот мы и въезжаем в город. Раньше это был могучий и знаменитый город, он вел большую торговлю, очень важный город на всем Средиземноморье. Алекс, ты вообще-то меня слушаешь? Или ты хочешь знать только про автомобили?
Что мы можем своими глазами увидеть Италию, по-настоящему, с близкого расстояния, что мы оказались здесь, будто пелена с глаз упала, и мы здесь, можем войти, потрогать ее руками, эту Италию.
— По-моему, нам здесь выходить, быстрей, так оно и есть.
Они оглядываются по сторонам, бегут в направлении, которое указал им Васко, но продвигаются тем не менее очень медленно, удивление то и дело замедляет их бег, они оборачиваются, глядят на этих веселых, беззаботных людей в хорошей одежде. Люди весело разговаривают друг с другом. Яна видит женщин своего возраста, беззаботной, пружинистой походкой ходят здесь ее ровесницы, не ходят, а плывут. Стоят на ограде фонтана, откидываются назад, кокетливо хихикают, и только какая-нибудь мужская рука поддерживает их. Забот у них никаких конечно же нет, откуда здесь возьмутся заботы? И смеются больше, чем смеются у нас, их жизнь — это сплошной смех. И весь город — это золотая курица, которая несет яйца счастья. Ты только посмотри на них. У них есть деньги на всякие удовольствия, у них есть время для праздности, у них нет забот, dolce vita, мы знаем, как же им не смеяться при такой-то жизни?
Алекс! В чем дело, Алекс? Пошли, пошли! В витрине устроена автомобильная стоянка, там полно крошечных автомобильчиков, игрушечных автомобильчиков, завтра Алекс расспросит Богдана, они называются matchboxautos, здешние дети их собирают, выменивают. Тати, там, видишь, видишь, это «изо грифо». Да, ты прав, ишь, сразу углядел, он самый и есть. А можно мне такой? Хм, надо подумать. Ну пожалуйста, папо, такой маленький автомобильчик. Только если ты пообещаешь не будить меня завтра так рано, идет? Тогда нельзя исключить, что ты получишь свою машинку. А можно, мы ее прямо сразу купим? Нет, нельзя. А почему нельзя? Потому, что нам надо идти дальше. Нас мама ждет. Вот и неправда. Она тоже рассматривает витрину. Мы еще сюда придем, согласен? Так мы ведь уже здесь. У меня скоро день рожденья, вам все равно нужно купить для меня подарок. Это я и без тебя знаю. Не учи своего отца, как надо делать детей. Подарок должен быть сюрпризом. Только это, только «изо грифо», больше мне ничего не нужно. Я тебе уже сказал или нет? А теперь пошли.