Выбрать главу

— Это и есть самшит, — сказал мне Петр Алексеевич, — по прозвищу «железное дерево». Самшит очень тяжел: если бросить обрубок в воду, он тонет. Древесина самшита чрезвычайно крепка и в изделиях часто заменяет металл. Употребляют ее вместо металла в деталях машин, там, где требуется бесшумная работа. Из самшита делают челноки для ткацких станков, различные блоки, шестерни и валики. Кроме того, из самшитового дерева вытачивают бильярдные шары, шашки, шахматы и самые разнообразные художественные изделия.

Самшит.

Слушая Петра Алексеевича, я оглядывался по сторонам, стараясь найти более крупное дерево самшита. Но кругом все деревца были очень небольшие: не выше четырех — пяти метров и толщиной не более десяти сантиметров в диаметре.

— Это что же — сравнительно молодая поросль? — спросил я.

— Да как вам сказать! — улыбнулся Петр Алексеевич. — Смотря с чем сравнивать. Таким деревцам около сотни лет, а многим и побольше будет.

— Что вы говорите! Сколько же лет может прожить самшит и каких размеров он в конце концов достигает?

— А я вам сейчас покажу, — ответил Петр Алексеевич.

Мы шли все дальше и дальше в глубь леса и чем больше углублялись в него, тем он становился гуще и фантастичнее по своим очертаниям. Стволы и ветви деревьев сплошь оплетены гибкими стеблями плюща и лиан. А с ветвей самшита свешивались зеленые «бороды» мхов, образуя целые гирлянды. На земле зеленели заросли папоротников.

— Взгляните: настоящие джунгли — наши субтропики, — сказал Петр Алексеевич. — Тепло и влажно здесь и летом и зимой. Да и немудрено: с одной стороны Черное море, а с другой — горы, которые загораживают побережье от холодных ветров. У нас средняя температура выше четырнадцати градусов тепла… — Петр Алексеевич огляделся и добавил: — Тут у нас не только самшит растет. Вот вам падуб! — И он тронул рукой кустарник с растопыренными колючими листьями. — А вот лавровишня. Уж это-то деревце вы, наверно, знаете.

Мы медленно продвигались в глубь этого чудесного субтропического леса с его непроходимыми зарослями.

— А вот взгляните, — сказал Петр Алексеевич, срывая какое-то травянистое растение с широкими зелеными листьями.

Он перевернул лист тыльной стороной, и я увидел, что в центре к нему прикреплена на крохотном стебельке красная ягода. Я ничего не мог понять: почему ягода растет не как обычно — на конце ветки или стебля, а посередине листа?

— Вот видите, какое интересное растение, — улыбнулся, видя мое недоумение, Петр Алексеевич. — Это иглица — представитель древнего растительного мира. Широкие листовидные пластинки — ее боковые побеги. На них, как и на обычных побегах, весной бывают маленькие зеленоватые цветочки, а вот теперь, осенью, они превратились в ягоды.

Иглица.

Петр Алексеевич огляделся кругом и добавил:

— Вообще все растения, которые вы здесь видите — и самшит, и тис, и падуб, и лавровишня, — представители давным-давно минувших эпох. Вообразите себе, что мы, как в сказке, перенеслись на много-много веков назад и бродим по чудесному доисторическому лесу…

Действительно, все кругом было словно в сказке. Мы стояли на едва заметной тропинке, которая взбиралась на крутой горный склон. Кругом росли причудливо искривленные деревца, сплошь увитые гибкими лианами. А зеленые «бороды» мхов, свисающие с ветвей, походили на какие-то водоросли.

Я взглянул вниз. Там вся эта путаница ветвей, зеленых мхов и лиан казалась еще более фантастичной.

Синеватая дымка тумана окутывала ущелье, и мне вдруг с необыкновенной ясностью представилось, что я вовсе не в лесу, а на дне океана.

Подняв кверху глаза, я увидел прямо над головой какие-то крючковатые серо-зеленые побеги, которые можно было принять за лапы и щупальцы невиданных морских чудовищ. Я смотрел будто из глубины, со дна моря. А где-то далеко-далеко вверху, в узком просвете между скал, синело, искрилось небо.

— Петр Алексеевич! — воскликнул я. — Да ведь это настоящее морское дно! Вот где бы надо снимать картину «Садко»!

— Да, да. На морское дно очень похоже, — ответил мой спутник. — Многие говорят.

С каждым шагом в этом необычайном лесу передо мною открывалось что-нибудь новое. Вот Петр Алексеевич привел меня к сравнительно большому дереву самшита, вышиною метров десять — пятнадцать. Ствол его внизу был довольно толст — наверно, около сорока сантиметров в поперечнике.