— Они идут, — прошептал Даброу, когда девушка приблизилась к нему.
— Вижу. У нас совсем мало времени.
Иллира сняла с пояса два мотка веревки, прихваченных в кузнице. Ей пришлось выработать собственный план подмены, так как ни дух сна, ни медитации не предложили ничего определенного.
— По всей вероятности, они проследуют тем же путем, что и мы, так как тоже несут тело, — объяснила она, укладывая веревки на землю и слегка присыпая их грязью. — Вот здесь мы поставим им ловушку.
— И я подменю девушку на наш труп?
— Да.
Больше они не проронили ни слова и, притаившись в наполненных грязью ямах, стали ждать приближения процессии, надеясь, что она пройдет между ними.
Обещанное в снах везение не покидало ее.
Шествие возглавлял Молин Факельщик с большим деревянным окованным медью факелом из храма Сабеллии в Рэнке. Вслед за ним шли три помощника с факелами и ладаном. Последние два факела были прикреплены к погребальным носилкам, которые несла на плечах пара жрецов. Факельщик и трое помощников прошли через веревки, ничего не заметив. Когда первый жрец с носилками оказался между веревками, Иллира рывком натянула их.
Согнутые под тяжестью ноши жрецы услышали шлепок поднятых из грязи веревок, и запутались, не успев среагировать. Марилла с факелами отлетели в сторону Даброу, жрецы к Иллире. В наступившем в темноте смятении Иллира благополучно успела отбежать за кучу строительных камней, но не смогла проследить, удалось ли Даброу выполнить свою задачу.
— Что случилось? — спросил Факельщик, спеша с факелом в руке, и осветил место происшествия.
— Проклятые рабочие бросили на дороге веревки, — воскликнул облепленный грязью жрец, выбираясь из лужи глубиной по колено.
— А девчонка? — продолжал Молин.
— Судя по всему, отлетела туда.
Придерживая одной рукой рясу. Молин Факельщик во главе толпы жрецов и помощников направился к яме. Иллира словно со стороны слышала, как молится о том, чтобы Даброу удалось укрыться в безопасную тень.
— Помогите.
— Проклятая грязь Илсига. Девчонка теперь весит в десять раз больше.
— Полегче. Немного грязи и небольшая задержка не помешает возведению храма, но не нужно будить Остальных, — успокаивающе прозвучал голос Молина Факельщика.
Вновь зажглись факелы. Со своего места Иллира видела, как облепленный грязью саван положили на носилки. Даброу каким-то образом смог исполнить задуманное: она не допускала и мысли о противном.
Шествие продолжило свое продвижение к навесу. Дождь полностью прекратился. Сквозь рассеявшиеся тучи блеснуло серебро луны. Факельщик громко возблагодарил небо, сказав, что это свидетельство прощения и благословенного присутствия Вашанки, и начал ритуал. Помощники вылили горящую нефть с жаровни на саван и тот вспыхнул. Горящие носилки опустили в колодец. Помощники кинули вниз символические горсти земли. Затем перерезали веревки, поддерживающие камень на краю колодца. С громким глухим звуком он скрылся в глубине.
Сразу же вслед за этим Факельщик и два других жреца спустились с помоста и направились назад во дворец, оставив помощников осуществлять ночное бдение у новой могилы. Когда жрецы скрылись из виду, Иллира прокралась назад к яме и шепотом позвала Даброу.
— Я здесь, — выдохнул тот.
Девушке потребовался лишь один взгляд на залитое лунным светом лицо кузнеца, чтобы понять, что что-то не так.
— Что случилось? — поспешно спросила она, не обращая внимания на звук собственного голоса. — Марилла? Они погребли Мариллу?
Даброу покачал головой, и в его глазах блеснули слезы:
— Посмотри на нее! — сказал он, едва контролируя голос.
Облепленный грязью саван лежал в нескольких шагах. Даброу избегал смотреть и приближаться к нему. Иллира осторожно подошла к телу.
Кузнец оставил лицо закрытым. Затаив дыхание, Иллира нагнулась, чтобы убрать мокрую грязную ткань.
Одно мгновение она видела перед собой лицо спящей Мариллы. Затем это стало ее собственным лицом. В дальнейшем лицо претерпело цепь изменений, давая лишь секунду на то, чтобы узнать лица людей, знакомых ей еще с детства, и незнакомых совершенно. Потом оно застыло на некоторое время, превратившись в рассыпавшийся Лик Хаоса, после чего перестало меняться, превратившись в жемчужно-белую маску, на которой не было видно ни глаз, ни носа, ни рта.