Мужчина лежит долго, уставившись в пол. Он чувствует, что потерял контроль над своим телом и как у него течет слюна.
Когда хозяин возвращается, его с трудом можно узнать. Свое красочное оперение он сменил на заплатанную, засаленную робу, подпоясанную веревкой вместо пояса. Напомаженная белая грива исчезла, его лысый череп изуродовал старый ветвистый шрам, полученный от удара мечом. На левой руке у него отсутствует большой палец, отрубленный у самого основания. Его рот расплывается в улыбке и обнажает скорее зияющие дыры, чем зубы.
«Я собираюсь позаботиться о тебе. Есть некто, кто дорого дал бы за возможность попользоваться твоим беспомощным телом, а потом прикончил бы тебя».
Он раздевает вялого мужчину, кудахча и вновь нахваливая самого себя за проявляемую милость, а мужчину за его здоровую молодость. Он открывает решетку у камина и бросает одежду в нишу, куда обычно сгребают пепел.
«В другой части города я известен как Культяпка; здесь же я прикрываю свой обрубок протезом, изготовленным таксидермистом. Убедительно, не правда ли?» Он легко поднимает с пола мужчину и несет его к главному выходу. «Твоей вины, конечно, никакой нет, но ты состоишь в дальнем родстве с магистратом, который приказал отрубить мне большой палец». Лай собак становится громче по мере того, как они спускаются с лестницы.
«Вот мы и пришли». Он толчком открывает дверь, ведущую в псарню. Лай прекращается и переходит в вымаливание пищи. Десять воинственных гончих бегут, каждая к своей индивидуальной кормушке, вежливые в своей рабской преданности хозяину, разевая пасти, в которых виднеются острые серые клыки.
«Мы должны их кормить порознь, конечно. Чтобы они не поранили друг друга».
В дальнем конце псарни расположен деревянный разделочный стол, высотой по пояс, с вырезанными на его поверхности желобами, переходящими на навесные балки, на которые подвешивают туши. На стене над столом висит полка с ножами, мясницкими тесаками и пила.
Он кладет тупо уставившегося на все это, онемевшего мужчину на стол и выбирает тяжелый тесак.
«Извини, Амар. Я должен начать со ступней. Иначе будет страшный беспорядок».
Существуют философы, которые оспаривают то, что нет такой вещи, как «зло ради зла», и что когда человек, не считая колдовства (которое, конечно, освобождает индивидуума от ответственности), совершает злое деяние, он становится жертвой самого себя, рабом своих последователей и учеников. Такие философы могли бы набрать вес, изучая Санктуарий.
Санктуарий — это морской порт, и его название восходит к тем временам, когда он являлся единственной, охраняемой войсками гаванью, расположенной на главном караванном пути. Но долгая война закончилась, караваны забросили этот путь, так как открыли более короткий, и статус Санктуария упал — но не уменьшилось число его жителей, так как каждый честный гражданин, покинувший его, чтобы начать нормальную жизнь где-то на стороне, втягивался в борьбу за то, чтобы вести этот нормальный образ жизни.
В настоящее время Санктуарий все еще соответствует своему названию, но является пристанищем для тех, кто идет против закона. Большинство из них, в том числе самые опасные сосредоточены в районе города, известном под названием Лабиринт, представляющем собой запутанное переплетение улиц и безымянных переулков, где нет храмов. Однако там есть своя община, хотя и грубого пошиба, большинство из — которой посещает таверну под названием «Распутный Единорог», что подтверждается вывеской в форме этого животного, невероятным образом ублажающего самого себя. А владельцем этого заведения является мужчина, обычно присматривающий за баром в позднее время, уродливый парень по имени Культяпка.
Культяпка закончил кормление собак, промыл из шланга помещение и покинул свое имение, пройдя по длинному тоннелю, который вел из его личных апартаментов в подвал «Сада Лилий», респектабельного публичного дома, расположенного в нескольких кварталах от Лабиринта.
Он взобрался наверх из подвала по длинной лестнице, где его приветствовал огромный евнух с тяжелым палашом, небрежно переброшенным через плечо.
— Рановато сегодня, Культяпка.
— Иногда мне нравится нагрянуть с проверкой в «Единорог».
— Неожиданная инспекция?
— Что-то в этом роде. Хозяйка дома?
— Спит. Хотите девку?
— Нет. Я по делу.
Евнух наклонил голову.
— А, бизнес.
— Скажи ей, что у меня есть то, о чем она просила, и даже больше, если она сможет себе это позволить. Когда она освободится. Если меня не будет в «Единороге», я оставлю сообщение, где мы можем встретиться.