Выбрать главу

Возможно, Миртис могла бы о этом рассказать, если бы захотела; некоторые из ее девушек считали так, потому что Литанде иногда приходил в «Дом Сладострастия» и надолго запирался с его хозяйкой, в редких случаях — даже на целую ночь. По поводу Литанде поговаривали, что сам «Дом Сладострастия» был подарком колдуна Миртис после знаменитой истории, о которой до сих пор еще шепчутся на базаре, произошедшей с одним злым волшебником, двумя торговцами лошадьми, владельцем каравана и несколькими бандитами, которые гордились тем, что никогда не дают золота ни одной женщине, и находили забавным обманывать честно работающих девушек. Ни один из них больше не смел даже носа своего — вернее того, что от него осталось — сунуть в Санктуарий, а Миртис похвасталась, что отныне ей не придется больше трудиться в поте лица, чтобы заработать себе на хлеб и что она никогда больше не будет ублажать мужчин, а воспользуется привилегией хозяйки публичного дома, чтобы спать спокойно одной в своей постели.

А еще девушки считали, что такой колдун, как Литанде, мог требовать для себя самых красивых женщин от Санктуария до горных поселений, простирающихся за пределами Илсига; и не только куртизанок, но и принцесс, и знатных дам, и монахинь. Миртис, без сомнения, была красива в молодости и, конечно, она довольно часто хвасталась всякими принцами, волшебниками и путешественниками, которые платили ей огромные суммы за ее любовь. Она все еще оставалась красивой (и, конечно же, находились и такие, кто утверждал, что не Литанде платил ей, а, наоборот, Миртис платила колдуну огромные суммы, чтобы поддержать свою стареющую красоту с помощью сильного магического средства), однако волосы ее поседели, и она больше не утруждала себя, чтобы красить их хной или золотистой краской для волос, привозимой из заморского Тирисиса.

Но если Миртис не была той женщиной, которая может знать, как-ведет себя Литанде в одной из самых первородных ситуаций, тогда в Санктуарии вообще не было женщины, которая смогла бы рассказать об этом. Ходили слухи о том, что Литанде призвал женских демонов из Серых Пустошей, чтобы совокупляться в распутстве, и, естественно, Литанде был не первым и не последним колдуном, о котором могли говорить такое.

Однако этой ночью Литанде не искал себе ни пищи, ни выпивки, ни любовных удовольствий; хотя он был частым посетителем таверн, ни один человек никогда не видел, чтобы колдун взял в рот хотя бы каплю эля, или медовухи, или другого горячительного напитка. Литанде шел вдоль дальней стороны базара, огибая старое ограждение правительственного дворца, стараясь держаться в тени, бросая вызов разбойникам и ворам-карманникам; эта его любовь к тени заставила горожан говорить о том, что колдун может появляться и исчезать в прозрачном воздухе.

Высокий и худой, Литанде был выше обычного высокого роста, склонный к худобе, с татуировкой мага в форме голубой звезды над изогнутыми тонкими бровями; он был облачен в мантию с капюшоном, которая сливалась с тенью. Лицо Литанде было чисто выбритым, или безбородым — никто на памяти живущих не приближался к нему достаточно близко, чтобы с точностью утверждать, была ли эта безволосость причудой женоподобного мужчины или капризом природы. Волосы под капюшоном были длинными и роскошными, как у женщины, но седеющими, чего не допустила бы ни одна женщина в этом городе проституток.

Пройдя длинными быстрыми шагами вдоль затененной стены, Литанде шагнул, в открытую дверь, над которой была прибита гвоздем сандалия Туфира, бога странников — на счастье; однако, его шаги были настолько бесшумными, а мантия с капюшоном так слилась с тенью, что очевидцы позже готовы были искренне поклясться в том, что они видели, как Литанде появился в воздухе благодаря то ли своим колдовским заклинаниям, то ли плащу-невидимке.

Вокруг очага собралась группа мужчин; они шумно чокались кружками друг с другом под звуки разухабистой пьяной песни, которую пел, тренькая на старенькой оловянной лютне — Литанде знал, что она принадлежит хозяину таверны и что иногда он давал ее взаймы — молодой человек, одетый в обрывки некогда щегольского, пышного наряда, изодранного и изрезанного во время превратностей пути. Он лениво развалился, сидя со скрещенными коленями; и, когда закончилась бравая песня, молодой человек затянул другую — спокойную любовную историю из другого времени и другой страны. Литанде знал эту балладу много лет назад, дольше, чем могла вместить в себя память; и в те дни колдун носил другое имя и мало что знал из колдовского искусства. Когда песня закончилась, Литанде ступил из затененного угла, став видимым, и свет очага отразился на голубой звезде, насмешливо сияющей посередине его высокого лба.