Я вздохнула:
— С Леной познакомь, но перестать думать об отце я всё равно не могу. Понимаешь, у меня такое чувство, что сломалось всё, во что я верила. Я знала, что отец умер от тифа, это было обидно, горько, но понятно. А теперь выясняется, что он вор, уголовник, и я не представляю, как с этим жить. В детстве я думала, что если бы папа не умер, то точно был бы отважным моряком или передовым стахановцем, а его портрет напечатали бы в газетах, и я говорила бы друзьям: «Смотрите, смотрите, это мой папа». А вместо того, пока мы воевали, поднимали страну, учились, трудились, он воровал и сидел в тюрьме! Ты понимаешь? Воровал! — Я резко села и спрятала лицо в ладони, не в силах смотреть на Марка. — Если бы я знала об отце раньше, я никогда бы не вышла за тебя замуж, чтоб не позорить.
— Мне страшно от твоих слов, — тихо сказал Марк. — А если бы у меня оказался отец с уголовным прошлым, то, по твоей версии, я не должен был жениться на тебе, так получается?
— Нет, Марк! — воскликнула я и порывисто прижалась к нему, чувствуя щекой его дыхание. — Я хочу быть с тобой в любом случае!
Его тёплые губы легко коснулись моего виска.
— Знаешь, я тоже. И все наши переживания мы станем делить пополам, как последний кусок хлеба. И вообще, я уверен, что любовь это в первую очередь желание быть рядом в трудную минуту, даже если придётся противостоять всему миру. И ещё, если ты поступаешь правильно, по чести, то не надо бояться чужого мнения. Согласна? — Изо всех сил сдерживая слёзы, я кивнула, а Марк сказал: — Я знаю, что нам надо завтра сделать. Помнишь, наша попутчица в поезде посоветовала сходить к роднику. Кажется, называется Каменный ключ?
Я зыркнула глазами исподлобья и уточнила:
— Это там, где после купания появляется много деток?
— Точно! И я как врач обязан проверить сиё снадобье на себе.
Теперь я уверена, что если в здешних местах где-то есть заколдованный лес, то это около Каменного родника. Мы выдвинулись на маршрут рано утром, когда розовая заря ещё не успела плеснуть краски в зыбкую полосу тумана на луговой пожне и он был белым, как молочная пенка. Еле видимая стёжка вывела нас к молодой рощице, сгрудившейся вокруг высоченной берёзы с матовой шелковистой корой. На фоне тёмно-зелёного ельника листья ивняка казались выкованными из чешуек серебра. Около каменной гряды на опушке фиолетовыми хвостами колыхался островок цветущего иван-чая.
— Кстати, кипрей очень полезен для здоровья. На обратном пути нарвём охапку и попросим хозяек подсушить в печи, — заметил Марк, явно рассматривавший красоту природы с практической точки зрения.
Я сурово взглянула в сторону мужа:
— Ты не романтик.
Он потешливо хмыкнул:
— Ну должен же кто-то в семье заботиться о насущном.
Неподалёку от посёлка израненный лес хранил на себе следы боёв. Вдоль тропки зарастала травой проржавевшая гусеница немецкого танка. На одной из елей на большой высоте какой-то шутник развесил на лапах немецкие каски, и они болтались на ветру чудовищными ёлочными игрушками. Дальше мы увидели вдавленный в грунт лафет зенитки и чуть поодаль осевший холмик земли с деревянным крестом. Снег и дожди успели стереть с него надпись, наскоро сделанную химическим карандашом, оставив лишь три начальные буквы имени «Фёд…». Я вспомнила, как мы хоронили подругу Катю, погибшую при обстреле прямо на перекрёстке, где она регулировала движение. Такой же холмик и такой же крест, на котором я собственной рукой вывела даты жизни, короткой, как вспышка молнии. Один Господь ведает, сколько их разбросано по Европе, таких могил, которые успели стать безымянными.
Память безмолвными тенями закружилась над нашими головами, и некоторое время мы шли молча, погружённые в свои мысли, пока не поняли, что мы в лесу не одни. Издалека маленькая старушка на поваленном дереве показалась сказочным персонажем. Сходство добавляли огромные лапти, чудом державшиеся на ножках-прутиках. Одной рукой старушка придерживала на коленях лукошко с черникой, а другой выбирала из ягод листики. При нашем приближении старушка подняла голову и зорко глянула на Марка.
— Ты, что ли, дохтур, который мальчишку- милиционера с того света вытащил?
— Доброе утро, — поздоровался Марк.
— Здравствуйте, — пискнула я, но старушка не обратила на меня никакого внимания.
— Я доктор, — согласился Марк, — но из Данилы я только пулю вытащил, а кому на каком свете быть, не я решаю.
— Это ты, паря, правильно рассудил. — Старушка почерпнула из лукошка горсть ягод и забросила в рот. — Даром что молодой, а ум у тебя имеется!
Перепачканным кулачком старушка постучала себя по лбу, обозначая вколоченный в череп ум, и с прищуром посмотрела в мою сторону: