Это походило на кошмарный сон, от которого непременно надо было очнуться. Марина смотрела на груду золотых украшений посреди обеденного стола и думала, что сейчас или сойдёт с ума, или умрёт на месте от разрыва сердца. Но ни того, ни другого не случилось, только тошнота подступила к горлу и постоянно кружилась голова. Обмирая от дурноты, она сгребла драгоценности в саквояж. «Делай что должно, и будь что будет», — сказал батюшка, и его напутствие держало её на плаву, не давая лечь на пол и помереть. Пальто и платок Марина надевала уже осмысленно. Застегнулась на все пуговицы, не забыла отыскать в ящике варежки взамен утерянной муфты и вышла на улицу. До Комендатуры революционной охраны надлежало пройти три улицы. Больше всего она боялась встретиться с мужем, каждый раз шарахаясь в сторону при виде молодых мужчин в длинном тёмном пальто.
Сказать по правде, Марина была готова к расстрелу как пособница бандита. Часовой на входе Комендатуры революционной охраны критически осмотрел её с ног до головы, идентифицировав как гражданку, потому что она не походила на товарища или пролетарку. Его выдолбленное ветром лицо со впалыми щеками было серым от недоедания.
— Вам что, гражданка?
— Я хочу заявить о преступлении. Вот, — она приоткрыла саквояж, тускло блеснувший золотом.
От удивления часовой издал звук, похожий на клёкот ястреба:
— С этаким, гражданочка, вам надо к самому товарищу Густову. — Он повернулся к солдату, проходившему по коридору, возводя её в ранг товарищей. — Краснов, проводи товарища до Петра Захаровича. Да без проволóчек. Дело срочное.
Длинным коридором с затёртой сапогами ковровой дорожкой Марину повели на второй этаж к двери, около которой скопились несколько человек. Прокуренное помещение плавилось в клубах махорочного дыма. У нескольких людей из очереди алели красные банты в петлицах. Здесь же на изящном дамском столике стояла пишущая машинка, где одним пальцем колотила по клавишам мужеподобная женщина с папиросой в углу рта. Видя решимость провожатого зайти в кабинет, посетители попробовали поднять бунт, но Краснов резко пресёк их коротким выкриком:
— Посторонитесь, товарищи! Дело особой коммунистической важности!
Судя по обширному столу под сукном и массивному чернильному прибору из яркозелёного малахита, прежний хозяин кабинета занимал высокую должность. Бронзовая дева около книжного шкафа одной рукой вздымала факел с вмонтированной электрической лампочкой, а другой стыдливо прикрывала грудь.
Марина ожидала увидеть какого-нибудь могучего революционера с пышными усами и револьвером или матроса, опутанного пулемётными лентами, но за столом сидел пожилой дядечка с лысиной и спокойным добрым взглядом.
— Вот, товарищ Густов, к вам направили гражданку, — отрапортовал Краснов, слегка подтолкнув Марину вперёд. — Говорят, срочно.
Кивком головы отпустив сопровождающего, начальник комендатуры рукой показал на стул у стола:
— Присаживайтесь. Что у вас за дело?
— Вот. — Марина поставила саквояж на стол и распахнула набитое золотом нутро.
— Так, так, так… — товарищ Краснов включил настольную лампу (удивительно, но в комендатуре было электричество) и зачерпнул пятернёй драгоценности, — так, так, так. — Он с прищуром посмотрел на Марину. — Ну, объясняйте, откуда сие богатство.
Удивляясь сама себе, она рассказывала очень спокойно и отрешённо, так, словно поток чувств схлынул, обнажив голую неприглядную суть дела: муж бандит, а она, получается, сообщница.
Товарищ Густов слушал внимательно, не переспрашивая, и только когда она закончила, дёрнул за сонетку на стене, какой прежде вызвали горничных. Вошёл плечистый мужчина в военной шинели без погон:
— Вызывали, Пётр Захарович?
— Да, вот послушай, Борис. — Товарищ Краснов крепко потёр лоб, оставляя на коже красные полосы. — Похоже, что нащупали мы банду неуловимого Шапито. — Он перевёл взгляд на Марину и она сжалась в предчувствии наказания. Но комендант лишь покачал головой: — Вот что, дочка, домой тебе теперь идти нельзя, да и оставаться по старому месту жительства не резон, соседи будут пальцами тыкать, согласна?