Но Блэкмор не был вооружен и, определенно, не бежал по пшеничному полю. Он не мог внушить такой ужас. Но когда убегающий мужчина обернулся, чтобы посмотреть назад, и Блэкмор увидел, насколько тот похож на скелет, — тогда страх, который обуявший стрелка, стал понятнее.
Голод, или нечто близкое к голоду, могло сотворить такое с человеком, могло натянуть его нервы и заставить его обратиться в бегство, ища спасения от собственного акта насилия. Как будто сотворенное зло само по себе стало обвинением, неустанно преследующим преступника.
Внезапно пшеница сомкнулась вокруг человека, и он исчез из вида. Но длинноствольное ружье, которое служило ему для того, чтобы раздвигать колосья, и неистово рассекающие воздух руки еще несколько секунд виднелись над пшеницей. Руки и ствол ружья вздымались прямо, как перископы подводных лодок.
Затем Блэкмор нагнулся и помог жене подняться на ноги. Когда Дэн рассказал Хелен об увиденном, в ее глазах отразилось потрясающее облегчение. Но голос ее дрожал, и она продолжала держаться за мужа, чтобы не упасть.
— Должно быть, он потерял самообладание, — сказала она. — А, возможно, он просто хотел напугать тебя, просто хотел, чтобы ты знал: ошибочно думать, что ты здесь в безопасности, в то время как другие люди голодают.
Блэкмор покачал головой.
— Он пришел, чтобы убить меня. Я в этом не сомневаюсь. Если бы он лучше стрелял, его первый выстрел разбил бы аквариум. Но сначала пуля прошла бы сквозь меня.
— Дэн, неужели они так видят тебя? Владыка жизни и смерти с золотым ключом от урожая, болтающимся на запястье?
— Боюсь, что так, — сказал Блэкмор. — И это значит, что мне придется последовать за ним. Он первый мародер, который появился на этом участке береговой линии. Пока он не пойман, мы не узнаем, распространилась ли ненависть здесь так же быстро, как и на Западном побережье.
— Но здесь, в Новой Англии, еще не было настоящего голода.
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду под словом «голод», — сказал Блэкмор.
Внезапно Блэкмор повернулся и зашагал к противоположной стене террасы. У него промелькнула мысль: коммуникационный диск находится в середине стены, он окружен концентрическими катушками проводов, и такое ощущение, что перед ним мишень. Возможно, это была абсурдная мысль. Но если наблюдатель сосредоточится на объекте, который так выделяется в окружающем мире, то пристальное внимание будет обеспечено.
— Ему потребуется, по меньшей мере, тридцать минут, чтобы выбраться из пшеницы, — сказал он. — Нейтронные заграждения, которые я установил, заставят его бежать только вперед, пока он не достигнет дамбы. Я могу подобрать его через десять минут с астросамолета. Итак, у нас осталось достаточно времени, чтобы попытаться еще раз на него взглянуть. Из восемнадцати механизмов передачи изображения, разбросанных по всему полю, будет несложно активировать тот, что находится ближе к нему. Я хочу, чтобы ты увидела, как он выглядел, когда повернулся — как он был истощен. Потом мы еще поговорим о голоде — и истощении, если ты захочешь. Ты можешь и не захотеть.
Блэкмор щелкнул по диску, и подождал, пока он не засветится, прежде чем начать какие-то быстрые манипуляции с циферблатом дистанционного управления. Он знал, что до появления картинки пройдет целых две минуты, даже если ему повезет, так как активированному механизму передачи требуется уловить тепло тела убегающего мужчины и уточнить текстуру его кожи, мускулов и костей, прежде чем он сможет подняться в воздух и последовать за ним.
Понадобилось больше времени, чем он ожидал, почти четыре минуты. Но был важен и компенсационный фактор, так как механизм передачи стабилизировался с помощью рычагов; наконец зернистые помехи на v-образной трубке превратилась в свет, звук и цвет.
Сначала на светящемся диске возникли затылок и плечи убегающего человека, а затем и его лицо; оно виднелось с близкого расстояния.
Хелен Блэкмор вскрикнула и слегка покачнулась. Но она махнула мужу рукой, когда он начал пересекать комнату, чтобы подойти к ней.
— Все в порядке, — сказала она. — Выключи это. Я видела достаточно.
Блэкмор не выключил прибор. Иногда, просто изучая лицо человека, сложно сказать, является ли он жертвой психического заболевания, особенно если это худое, изможденное лицо голодающего. Удрученный, скрытный, безнадежный вид, вкупе с упадочной меланхолией обычно был опасным признаком. Но взгляд, близкий к маниакальному, казался выражением чего-то иного. Только сильнейший страх мог породить его, чувство, что ты попал в ловушку, и вся надежда на спасение пропала.