— В гедонизме нет него плохого, до определенного момента, — сказала Хелен Блэкмор. — Он может сделать людей более терпимыми и щедрыми; они пожелают посвятить свои жизни обретению нового опыта и облегчению человеческих страданий.
— Согласен с тобой, — ответил Блэкмор. — Но камень преткновения, инерция, довольно сильно отличается от принципа удовольствия. На самом деле никому не нравиться признавать себя до такой степени побежденным. Человеческая природа не такова. Но когда подобное случается, возникает склонность смешать это с диким восторгом приятного развлечения; человек хочет спокойно перейти через холм к веселой ферме.
— Но неужели, Дэн, все это никак не связано с тем, о чем я только что сказала? Шансы на спасение стали ничтожными. Радиоактивные утечки из «мирно» используемых термоядерных реакторов растут, смертельные ядохимикаты все еще загрязняют реки и ручьи, и это через полвека, число устойчивых к антибиотикам организмов увеличивается с пугающей быстротой год за годом, ужасные бедствия в Восточной Европе, Индии и Китае, и — пять миллиардов голодных ртов, ждущих еды.
— Радиация не достигла критического уровня, — сказал Блэкмор. — Мы все еще можем с этим жить.
— Как чудесно! Выходит, ситуация нормализовалась хотя бы в одном отношении. И если киты и дельфины избегают Северной Атлантики до самого Северного Полярного Круга, то человеку не о чем беспокоиться. У него есть крылья, и Париж так же прекрасен весной — если ты можешь не обращать внимания на полуголодных детей.
— Я мог бы перечислить еще дюжину вредных факторов, — сказал Блэкмор. — Но голод — все еще первостепенная проблема, и действительно большая. Если бы здесь мы добились успеха…
Он посмотрел прямо на Хелен.
— Есть еще кое-что, о чем, по-моему, тебе уже известно. В Массачусетсе люди собирались на Мысе почти месяц, жили в лачугах на пляжах и ставили ловушки на омаров. Все съедобные водоросли на скалах собрали, а травы, растущие на склонах, в это время года ядовиты. Но из-за них казалось, что еды очень много, все больше и больше людей ели их. Потом люди начали умирать.
Потрясенная Хелен Блэкмор вздрогнула от ужаса.
— Полагаю, не надо тебе говорить, — продолжал Блэкмор, — что может случиться, если все это распространиться по пляжам Коннектикута. Вся моя пшеница может сгореть в пламени.
— Но, Дэн, это чепуха! С чего кто-то захочет сжечь ее? В этом не будет смысла.
— Боюсь, что будет. Все, что понятно, имеет смысл, и не важно, насколько искажены причины. Почему этот человек пришел убить меня? Если, как ты только что сказала, я стал символом сохранения разумного изобилия еды, то случившееся может показаться жестоким издевательством. Тлеющее негодование такого рода часто ведет к разрушительному насилию — и никакой заботы о последствиях.
— Но он мог дойти до отчаяния из-за простой нужды…
Блэкмор покачал головой.
— Я так не думаю. Он мог убежать с несколькими стеблями, не рискуя так сильно. Должно быть, его ненависть усилилась. И мне в любом случае необходимо выяснить, выражает ли эта разрушительная ярость и ненависть позицию одного ненормального человека, или зараза начала распространяться. Есть несколько решительных мер, которые можно предпринять…
— Но что ты сможешь выяснить, если его схватят? — усомнилась Хелен Блэкмор. — Что ты будешь делать? Проведешь несколько тестов, чтобы определить, насколько он ненормален?
— Это может помочь, — ответил Блэкмор. — Это будет гораздо лучше, чем позволить ему убежать. Но насколько заразной может стать такая эмоциональная нестабильность, будут выяснять люди более искусные, чем я. Серьезные психологические исследования сегодня находятся в стадии становления, несмотря на возврат к инфантилизму в ситуации фоновых структурных групп, которые действуют согласно обстоятельствам.
— Техника сравнительных схем никогда меня сильно не впечатляла, Дэн. Дедушка так же относился к гипотезе Фрейда, еще до того, как ее опровергли.
Блэкмор никогда не видел, чтобы она стояла так неподвижно и чтобы в глазах ее отражалась такая боль. Она снова устремила взгляд на пшеничное поле, и ее голос, когда она продолжила, был спокойно проницательным. Это было, по крайней мере, обманчиво, так как он знал, какую борьбу Хелен ведет, чтобы оставаться внешне спокойной.
— Эта пшеница могла бы помочь нашим потомкам — через сто лет, — сказала она. — Но — у нас их не будет, Дэн. Зачем притворяться? Свет погаснет — это только вопрос времени.
— И я все еще отказываюсь в это верить, — ответил Блэкмор. — Мне надо тебе кое-что сказать. Ты, может, меня не поймешь. Это по поводу пшеницы и по поводу того, чего мне стоило ее вырастить.