Калдвэллу было не больше двадцати двух или трех, но экранное свечение посеребрило его волосы и подчеркнуло линию рта, придавая ему старческий вид.
— Итак, молодой человек, — прорычал Форрестер. — Что такое? Чего ты хочешь?
Раздражение в голосе капитана, казалось, усилило возбуждение Калдвэлла. Лоутону пришлось сказать: «Все в порядке, парень» прежде чем тот выложил сведения, которыми, казалось, ему не терпелось поделиться.
Он заговорил беспорядочными, отрывистыми фразами.
— Пузырь весь расплывается, сэр. Внутри большие желтые и фиолетовые наросты. Они появились вверху, а потом… распространились повсюду. Сначала как будто небо затянуло облаками, а потом… все разрослось…
На мгновение Лоутон почувствовал, что нормальный мир куда-то исчез — вместе с разумом и здравым смыслом. Дважды он пытался задать вопрос и два раза умолкал.
Воздушные насосы были бесполезны; он мог сам за полсекунды подтвердить заявление Калдвэлла. Если Калдвэлл ошибся…
Калдвэлл не ошибся. Когда Лоутон подошел к кварцевому порту и посмотрел вниз, кровь отхлынула от его лица.
Растительность была пышной и неземной. В небе плавали гибкие усики толщиной с запястье человека, там были багровые цветы и вязкие грибковые наросты. Они скручивались, корчились и двигались во всех направлениях, создавая переплетение прямо под ним и изгибаясь вверх, к кораблю, среди хаоса соцветий и стручков. Он мог видеть, как падали семена — они выбрасывались из стручков, которые напоминали ему загадочные скорлупки яиц морских коньков, которые он собирал в детстве на морских пляжах во время отлива.
Нездоровая растительность пугала его. Местность казалась сырой и малярийной. На грибных наростах виднелись гниющие пятна, а миазматический туман надвигался от них к кораблю. В рубке было совершенно тихо, когда он вернулся от кварцевого порта и встретился с испуганным взглядом Форрестера.
— Дейв, что это значит? — сорвался с губ капитана вопрос.
— Это значит — жизнь появилась, развилась и стала гнить внутри пузыря, сэр. В течение часа или около того.
— Но это невозможно.
Лоутон покачал головой.
— Не совсем так, сэр. Нам вдалбливали, что эволюция движется черепашьими темпами, но какие у нас есть доказательства, что она не может мчаться с молниеносной быстротой? Я говорил вам, что снаружи есть газы, которые мы не можем выработать даже в химической лаборатории, это молекулярные механизмы, которые чужды земле.
— Но растения получают питание из почвы, — заметил Форрестер.
— Я знаю. Но если в воздухе есть чужеродные газы, то поверхность пузыря должна быть пропитана неслыханными химическими соединениями. Внутри пузыря могут быть соединения, ускорившие органические процессы; мутации длинной в сто миллионов лет сократились до часа.
Лоутон снова зашагал по комнате.
— Было бы проще предположить, что семена реальных растений были каким-то образом уловлены и удержаны внутри пузыря. Но растения, которые окружают нас, никогда не росли на Земле. Я не ботаник, но знаю про тропические леса Амазонки и о разливах Конго.
— Дэйв, если рост продолжится, то эти стебли заполнят пузырь. Они задушат нас, заберут весь наш воздух.
— Думаете, я этого не понимаю? Мы должны остановить растительность, прежде чем она уничтожит нас.
Было страшно смотреть, как падал дух экипажа. Миазмы зловещей растительности вскоре заполнили корабль, распространив всюду предчувствие поражения.
Внизу стало особенно тяжело. Над сплетениями багровых лоз и лиан поднималось непреодолимое зловоние растений, увенчанных пурпурными, раздутыми и отяжелевшими стручками.
Растения казались в каком-то смысле разумными. Они росли так быстро, что дурной запах, который от них исходил, мог усиливать напряженность внутри корабля. Из этого цветка каждую минуту непрерывно вырастали все новые усики, подобных которым Лоутон никогда не видел.
Пузырь превратился в цветущий ужас, медленно двигавшийся в западном направлении над штормовой Атлантикой. И все химические вещества, которые Лоутон распылял через вентиляционные клапаны, не смогли помешать росту зелени или уничтожить какие-нибудь семена. Было трудно уничтожить растительную жизнь химическими веществами, которые не вредили человеку. Лоутон опасно рисковал, увеличивая нездоровье быстро сокращающегося запаса, распыляя сомнительные ядовитые вещества.
Все было тщетно. Наросты увеличивались, как на дрожжах, как будто решили продемонстрировать свое негодование против предпринятых мер.