Он знал, что они были готовы умереть за него, и он внезапно почувствовал прилив гордости — он снова стоял вместе со своими людьми у Полу-Тела. Его глаза увлажнились, но взгляд стал жестче, когда воин увидел раны на телах своих соплеменников.
В тени сидел старый Бабу; при свете костра его изможденное лицо напоминало череп, а его глаза фанатично блестели. Старый Бабу, во взгляде которого читалось «Смерть Бродягам!», и Тигур, бочкообразный, сутулый, но борец до кончиков ногтей; он позабыл обо всех своих любовных увлечениях, когда начал готовиться к предстоящей битве. Тут были Капа, Турнун, Грун и молодой Укар, юный годами, но могучий и настолько отважный, что, казалось, он сражался всегда.
«Смерть Бродягам!» Эти слова песней врывались в сознание Агара, когда он занимал свое положение у Полу-Тела, рядом с девушкой. Она прижалась к своему спутнику как будто инстинктивно — словно ей по праву принадлежало это место, и она займет его и тогда, когда придет время сражаться.
— Они напали однажды, но мы прогнали их, — услышал он чей-то рык; подняв голову, он увидел, как сурово блестят глаза старого честного Бабу.
— Я видел их, — воин словно издалека услышал свой ответ. — Они собираются в нашей части долины с рассвета.
Нижняя часть лица старого Бабу, казалось, напряглась — словно внезапно подействовала некая таинственная алхимическая реакция, превратившая мышцы его челюстей из каменных в железные.
— Мальчик мог бы проследить за ними, — проворчал он. — Почему ты покинул нас?
— Чтобы увидеть все своими глазами и принести доказательство, — ответил воин. Тут он поднял залитый кровью скальп убитого Бродяги и сунул его под нос старому Бабу.
— Нам не нужны никакие доказательства, — усмехнулся старый Бабу.
— Вы несерьезно отнеслись к опасности. Вы сказали, что Бродяги никогда не нападут бы. Вы сказали, что их слишком мало, а нас слишком много.
— Я это сказал? — проворчал Бабу, проводя пальцем по мертвенно-бледному шраму, рассекавшему его правую щеку.
— Бабу, если ты отказываешься от своих слов, ты бесстыдный лжец.
Губы старого воина скривились в усмешке. Он медленно прикрыл правый глаз, а потом снова посмотрел на собеседника.
— Ну-ну, — проворчал он. — Хотя мы вроде бы и посмеивались, мы не сомневались в твоей мудрости. Просто… ну, просто мы любим тебя, Агар. Без твоей помощи мы не смогли бы бороться, мы ослабели бы…
— Вы сражались бы достаточно хорошо, — услышал свой ответ Монитор 236. — Вы… Вы сейчас находитесь только на пороге стадии воина-короля-священника. Вы думаете, что я наделен волшебной силой. Вы еще не бросили мне вызов, но когда я умру, вы поставите меня на такой высокий пьедестал, что я не смогу спуститься вниз и помочь вам. Вы выберете кого-то, кто будет молиться о вас — хитрого старого знахаря, который потянет вас все глубже и глубже в болото.
Бабу поджал губы и отвел взгляд.
— Иногда слова уносят тебя от нас на крыльях темноты, — сказал он.
Замешательство отразилось на лице Агара.
— Что… что я только говорил, Бабу?
— Не заставляй меня повторять это, — ответил Бабу.
— Он и со мной говорил очень странно, Бабу, — вмешалась девушка, стоявшая рядом с Агаром. — Иногда лучше дивиться, чем знать, почему великий воин так говорит. Вы должны доверять ему, как доверяю я, Бабу.
— Я не утратил доверия к нему, — проворчал Бабу. — Но…
Глаза старого воина внезапно увлажнились, и его рука двинулась к топору, висевшему у пояса.
— Вот оно, — пробормотал он.
Агар почувствовал, что он готов к борьбе — мышцы спины инстинктивно сжались. Он увидел, как прыгнул Бабу, готовый присоединиться к воинам, и почувствовал, как девушка выскользнула из его объятий. На его груди остался почти незаметный след — там, где она прикоснулась к коже холодными губами, как будто стараясь укрепить его силы перед боем. След на его груди, ощущение готовности к борьбе… а потом он прыгнул вперед, взмахнув топором.
Бродяги неслись на его людей со всех сторон. С чудовищными криками они мчались по мото-тротуарам, их бритые головы мерцали в синеве, а рты беззвучно открывались.
В их атаке не было ни плана, ни порядка, а воины Агара тоже не подчинялись никаким приказам. Они сразу сошлись в рукопашной, сцепились друг с другом — топоры поднимались и опускались, пока Сентрал-Сквер не стала красной от крови.