У дверей своей каюты я хриплым шепотом обратился к человеку, стоявшему рядом:
— Теперь я в порядке. Я позвоню, если вы мне понадобитесь. Просто… позвольте… войти внутрь. Я хочу лечь. Эта дверь запирается изнутри?
— Да. Да, конечно. Но, возможно, мне следует принести вам воды?
— Нет, не беспокойтесь. Просто оставьте меня… пожалуйста.
— Что ж… хорошо, сэр. — Стюард неохотно удалился, предварительно удостоверившись, что я крепко держусь за ручку двери.
В каюте было совершенно темно. Я настолько ослабел, что был вынужден прислониться к двери всем телом, чтобы закрыть ее. Дверь захлопнулась со слабым щелчком, и ключ упал на пол. Я со стоном опустился на колени и в ужасе начал нащупывать его пальцами на мягком ковре. Но ключ упорно ускользал от меня.
Я выругался и уже собирался подняться, когда моя рука столкнулась с чем-то жилистым и твердым. Я отшатнулся, задыхаясь. Мои пальцы скользнули по неизвестному объекту; я пытался понять, с чем имел дело. Это была… да, несомненно обувь. И над ней — лодыжка. Башмак был твердо прижат к полу каюты. А кожа на лодыжке, скрытой под носком, казалась очень холодной.
Я немедленно вскочил на ноги и, как запертый в клетке зверь, начал кружить по узкой каюте. Мои руки скользили по стенам, потолку. Боже правый, если бы мне только удалось отыскать кнопку электрического освещения!
В конце концов моя рука наткнулась на эластичную выпуклость на гладкой панели. Я решительно нажал на кнопку, темнота исчезла, и увидел человека, прямо сидевшего на кушетке в углу — крепкого, хорошо одетого мужчину, солидного и с виду самоуверенного. Только его лицо оставалось невидимым. Мужчина прикрывался носовым платком — большим носовым платком, который, очевидно, был необходим для защиты от холодного воздуха, проникавшего через распахнутый иллюминатор. Человек очевидно спал. Он не откликнулся на прикосновение моей руки к его лодыжке; он и теперь не шевелился. Яркий свет электрических лампочек над головой, казалось, нимало не раздражал его.
Я внезапно почувствовал огромное облегчение. Я сел рядом с непрошеным гостем и вытер пот со лба. Я все еще дрожал всем телом, но спокойное поведение человека, сидевшего рядом, подействовало и на меня. Такой же пассажир, без сомнения, который просто вошел в чужую каюту. Будет не трудно избавиться от него. Просто потрепать по плечу, учтиво все объяснить, и незнакомец удалится. Простая процедура, если только я смогу собраться с силами и действовать решительно. Я так ужасно ослаб, я был так невероятно измучен и утомлен. Но наконец я собрал достаточно сил, чтобы протянуть руку и коснуться плеча незваного гостя.
— Мне очень жаль, сэр, — пробормотал я, — но вы вошли не в ту каюту. Если бы на меня так не подействовала погода, то я попросил бы вас остаться и выкурить со мной сигару со мной. Но видите ли, я, — попытавшись улыбнуться, я снова коснулся плеча незнакомца, — лучше бы остался один, так что если вы не возражаете — извините, мне придется потревожить вас.
Я тотчас понял, что несколько поторопился. Я не разбудил незнакомца. Он не сдвинулся с места, даже носовой платок, которым он прикрывал лицо, остался неподвижным.
Я испытал приступ тревоги. Дрожа, я вытянул руку чуть дальше и взялся за уголок носового платка. Это было неприлично, но мне следовало узнать. Если лицо неизвестного было таким же, как тело, если оно было привычным и знакомым — значит, все хорошо. Но если нет…
То, что я увидел, меня нисколько не успокоило. Дрожа от страха, я отбросил носовой платок в сторону. На миг, на один только миг, я увидел темное и отталкивающее лицо, его пристальными, белые, как у трупа, глаза, липкие и злые, плоский обезьяноподобный нос, волосатые уши, толстый черный язык, который, казалось, высовывался от изо рта. Лицо пошевелилось, когда я взглянул на него, оно извивалось и омерзительно корчилось, а сама голова меняла положение; она повернулась немного в сторону — и мне открылся профиль, еще более жуткий, омертвелый и грязный.
Я прижался к двери, потеряв самообладание от страха. Я страдал, как страдают дикие звери. Мой разум, лишенный в результате шока всех способностей к логическому мышлению, действовал лишь на уровне инстинктов, на самом примитивном уровне сознания. И все же некая таинственная часть меня по-прежнему фиксировала происходящее. Я увидел, как язык исчез во рту; увидел, как лицо сморщилось и смягчилось, а из полуоткрытого рта и белых слепых глаз потекли тонкие струйки крови. Через мгновение рот превратился в красный разрез на грязном пятне лица — кровавый разрез, который быстро расширился и растворился в бесформенном темно-красном потоке.