На пороге крайнего дома сидел пожилой казах в потертой спецовке, смотрел равнодушно. Неожиданно спросил:
— Издалека?
— Да! — раздраженно ответила Регина.
— Красиво здесь. — Заметила Света.
— Красиво, — согласился казах. — Подождите, городские, — нырнул в дом и через минуту вышел, на правой руке в грязной кожаной рукавице сидела огромная птица.
— Беркут! — Гордо сказал егерь.
— Хотите сфотографироваться? — Спросил казах. — Двоих из гнезда взял птенцами. Одного продал, второго себе оставил. С ним за лисами охочусь.
Саша, застенчиво усмехнувшись, надел перчатку и Света отбежав, поймала его в объектив… Древний жар степей плавил старое золото августовской травы и эмаль лазури. Дрожал прозрачный воздух, как огонь, вставший стеной. Молодой смуглый скиф легко поднял беркута на руке, глядя в солнечное небо дивными сумрачными глазами мечтателя и воина. И Света сошла с ума, как сходили с ума в восточных поэмах от любви к прекрасным и недостижимым. Но на её сонном детском лице ничего не отразилось.
— Устала, дочка? — Спросила Регина, — садись в машину, сейчас поедем в гостиницу. Тридцать градусов в тени, и зачем мы в этом диком поле?
А Света молча умирала от счастья просто потому, что могла тайком искоса смотреть на Сашу, который курил, стряхивая пепел за открытое окно, и солнце освещало с высоты загорелую руку с широким серебристым браслетом часов на запястье.
Она склонила голову на плечо Саши, радуясь тому, что она считается его сестрой и значит, никто ни о чём не догадается. Чувствовала лёгкий запах его дезодоранта, ощущала горячее твердое тело сквозь ткань защитного цвета. Поднимая голову, она видела задумчивое смуглое лицо, четкие линии бровей, тень от длинных ресниц. Она подсунула свою руку под ладонь Саши, лежавшую на колене, и ей хотелось, чтобы дорога не кончалась…
Через несколько дней они вернулись в столицу… Сашу провожали на вокзале в Грозный, раньше всегда летал из Чкаловска до Моздока, а дальше — вертолётом. Но теперь поезд шёл до Грозного.
Они вдвоём с отчимом подъехали к Казанскому вокзалу, зашли в зал ожидания. В пестрой толпе оглядывались
— Ну где же Саша?
— Где-то здесь.
Его нельзя было не заметить. Сидел, откинувшись на спинку скамьи, скрестив руки на груди, рукава рубашки были закатаны до локтей, в распахнутом вороте блестел солдатский медальон. Все вокруг куда-то спешили, суетились, и в этом месиве людских масс он, как Будда, просто созерцал.
Росчерки теней подчеркивали монгольскую форму скул. В полных губах и упрямом подбородке была неосознанная надменность, но когда он поднимал янтарные глаза, прямой смелый взгляд превращал её в гордость рыцаря.
— А мама где? — Спросил Саша. Отчим с удивлением посмотрел на него, Света поняла, что Саша назвал мамой Регину, чтобы это как-то объединяло их, дало право на непринужденный разговор.
Она полезла в рюкзачок:
— Вот, чтобы тебе в дороге скучно не было.
— Плеер?
— Да. Там кассета.
— Спасибо.
Саша, наклонившись, скользнул губами по румяной щеке восторженно смотревшей на него девочки в балахоне с профилем немецкого рокера. Это едва уловимое прикосновение она и теперь ощущала на своей щеке как лёгкий сладкий ожог, прикосновение падающей звезды.
Брат не любил писать письма, только раз позвонил по телефону, трубку подняла Регина, сказала несколько дежурно-доброжелательных фраз. А через месяц отчиму сообщили из военкомата о том, что Саша погиб.
Света восприняла это до странности спокойно. Сначала как нечто далекое от неё, как факт из фильма или книги — он был слишком идеальным для того, чтобы быть рядом с обычными людьми, вернуться из мира героев и богов с вечной войны добра и зла, жить обыденной жизнью.
Может быть, потому что мало была рядом с ним, до Светы не сразу дошло, что уже не увидит Сашу. И даже потом было жаль человека, но не жаль воина — ведь подлинность героя подтверждается красивой гибелью, вызывающей сладкий восторг у толпы, которая в такие мгновения словно получает подтверждения существования истин, во имя которых можно отдать жизнь.
Регина скупо поплакала, обняв отчима. Света от какой-то неловкости спряталась в своей комнате. Ей всегда в присутствии людей, у которых близкий недавно умер, почему-то становилось неловко, испытывала смущение. Смерть это что-то слишком интимное, как настоящая любовь.