Жанна грустила и молчала. Николай Александрович и Димитр сидели напротив. Позолоченный орден, украшавший дородный пиджак министра, никак не хотел вписываться в субординацию интерьера: королевское место в центре зала нынче пустовало, а троица расположилась за неподобающе скромным столиком в тенистом уголке вдали от остальных посетителей.
– О чем задумалась? – как будто невзначай спросил Николай Александрович.
– Да не о чем, – ответила Жанна.
– А почему тогда ничего не ешь?
– Что-то не хочется больше салатов. Надоели!
Министр повернул голову к полковнику и проговорил:
– Переходим на мясо с картошечкой?
Димитр кивнул. И на столе случилось давно предсказанное переселение тарелок.
– Ах, – пробубнил Николай Александрович, – забыл спросить у метрдотеля, что тут за сыр на мясе: настоящий французский рошфор или отечественный заменитель? Хотя наш вроде как бы и не хуже, а даже и лучше. Или это я вспомнил о другом сыре?… Ох, что-то я в последнее время стал забывать и перепутывать – не уж то склероз пожаловал ко мне?
– Переутомляетесь, ваше превосходительство, – сказал Димитр.
Жанна болезненными зрачками смотрела в свою тарелку и все не решалась взять в руки нож и вилку. Ее мысли витали где-то далеко. Но Николай Александрович как будто ничего не замечал – и лишь изредка адресовал ей очередной бессмысленный вопрос, чтобы она вдруг не задремала по-настоящему. Но теперь он увлекся гастрономической темой и крикнул в сторону:
– Официант! Просветите меня, пожалуйста, по поводу того, что за сыр украшает поверхность сего мясного блюда?
– Рошфор, – быстро ответил парень.
– А можете принести мне оригинал?
– Простите?… – замялся официант.
– Ну, сыр, сыр! Который тут расплавлен, – пояснил министр.
– Подождите минуточку, – проговорил парень и уплыл на кухню.
Жанна между тем аккуратными дольками нарезала свою свинину, стараясь не портить эстетику желтых клякс сырной корочки. Затем взяла в рот один из кусочков и долго и неторопливо жевала его.
– Если не хочешь обедать – не ешь, – сказал Николай Александрович. – Все равно у нас вечером будет еще одно мероприятие.
– Да, да, я знаю, – медленно проговорила Жанна.
К столу подошел официант и поставил возле министра большую головку сыра.
– От шефа, – сказал парень.
Николай Александрович, брезгливо взглянув на принесенное добро, скорчил рожицу недовольства.
– Теперь придется отправить шеф-повару денежный конвертик, что ли?… – пробормотал он себе под нос и чихнул.
Жанна часто возвращалась в тот роковой день, но с каждым разом воспоминания становились все более размытыми и влажными. Вот и теперь, сидя за столом в компании Николая Александровича и Димитра, Жанна никак не могла восстановить в воображении черты лица Ивана в момент, когда на горизонте неизбежности появился темно-синий микроавтобус с полицейскими. Почему-то их служивые физиономии расцветали во всех подробностях: Жанна отчетливо видела и их сверкающие глаза, и недобритую щетину, и красный румянец перегретых щек, и даже ехидную улыбку на самом мелком и проворном из них, называвшемся шефом, – но бледное лицо Ивана упорно отворачивалось от нее. И в следующем кадре, когда их везли на неудобных сидениях полицейской таратайки, Жанна видела лишь Иванов затылок с взъерошенным хохолком возле уха. И было обжигающе сильное желание коснуться и пригладить этот заусенец, но Жанна так и не решилась сделать этого.
А потом из пустоты возник престарелый прокурор с безобразным фурункулом на правой щеке. И снова Жанна беспрепятственно могла примечать все особенности казенного кабинета и наблюдать за ужимками его морщинистого обитателя, но Иван оставался в тени – и теперь даже торчащий хохолок расплывался и размазывался по красно-деревянным стенам кабинета.
– На экспертизу в больницу номер один! – проскрежетал скрипучий голос прокурора. Иван повернулся к Жанне. Она знала, что он пристально смотрит на нее, но горючие девичьи слезы не позволили видеть его – он уплыл. Он уплыл далеко. Но плакала ли она тогда или ей это только привиделось – память не давала ответа. Была какая-то необъяснимая пустота – как дырки в заграничном сыре.
Иван исчез окончательно. И как-то незаметно, но так органично и своевременно за спиной возник добрый Николай Александрович. Он подошел и утешил ее. Его лицо тоже было размыто. Он говорил много слов, но ни одно из них не осталось в ее памяти. А затем появился доктор в круглых очках и рассказал страшную тайну всего случившегося.
– Прогрессирующий психиоз из-за опухоли мозга, – сказал он про Ивана. – Его личность будет стремительно распадаться, провоцируя сознание на странные поступки и действия, от которых пострадает как он сам, так и окружающие его люди. Это неизбежно и это, к глубочайшему сожалению, не лечится. Медицина пока бессильна.
Жанна вспомнила, как закричала где-то в середине разговора:
– О каком средстве вы говорите?!
– Во Владисевере есть специализированная клиника… – сказал доктор. В его круглых очках-зеркалах отразился ее испуг.
– Холод помогает замедлить необратимый процесс, – продолжал говорить своим бархатным баритоном доктор, – а рисование активизирует моторику руки, позволяя дольше оставаться собой в схлопывающемся мире рационального. Поэтому во Владисевере мы всегда держим запас карандашей и акварельных красок.
– Леди, – прошептал где-то справа Димитр, – мы поможем ему получить максимум из оставшегося. Жаль, что это не лечится.
И Жанна заплакала – и образы прошлого поплыли вместе со слезами.
Громкий и немного шепелявый голос заставил Жанну всплыть из пучины наваждений.
– Как неожиданно вас встретить здесь! – проговорила импозантная дама в коричневом платье шотландского покроя. Пристрастие хорошо и обильно поесть отложилось у дамы индюшачьим жирком в отвисших складках могучего подбородка, нос напоминал крючковатый клюв и явно не был лишен варвариного любопытства.
– Ах, ваше высокопревосходительство, – с воодушевлением гоготала женщина, – я так рада встретить вас здесь! И, между прочим, у вас прекрасный вкус, потому что ресторан чудесный. Здесь по вторникам и четвергам готовят чудную форель, жаль, что сегодня не рыбный день. И как вы уютно расположились за дальним столиком – прелесть и счастье! Я вам завидую. Честно, честно! Однако, не буду вам больше мешать. И желаю всего самого лучшего вам и вашим замечательным спутникам.
На прощание она даже подмигнула министру и засеменила к своему столику в противоположную сторону зала. Николай Александрович пребывал в легком недоумении, даже повернулся к Димтру, но тот лишь пожал плечами, и тогда Зараев отдал шепотом распоряжение:
– Узнай, что это была за тетка, и сделай ей потом какую-нибудь гадость.
Димитр кивнул.
Жанну очень позабавил произошедший курьез. Ей даже захотелось улыбнуться.
– Проснулась, красавица? – вдруг произнес Николай Александрович.
Жанна встрепенулась и нехотя проговорила:
– День какой-то сегодня неправильный.
– Согласен. Тем паче некоторые гражданки бесцеремонно нарушают чужую трапезу, не сидится им на своих местах…
Внезапно Николай Александрович повеселел и резко повернулся к Димитру:
– Я вспомнил, кто она такая, эта тетка! Все отменяется: не надо гадости!
Полковник кивнул еще раз.
– А мы уже приступаем к десерту! – Николай Александрович соблазнительно объявил Жанне.
– Но мне что-то не хочется, – отозвалась она.
– Совсем нет аппетита? – спросил Николай Александрович, но при этом почему-то пристально посмотрел на Димитра. Полковник как будто что-то понял и нарисовал на своем лице зашифрованный ответ.
– Я, пожалуй, выпью минералочки, – произнесла Жанна.
– Да, да, непременно выпей! – воскликнул Николай Александрович и тут же налил в Жаннин бокал жидкость из хрустального графинчика. – Минеральная вода очень полезна. И там, куда мы скоро поедем, будет много такой целебной воды. А берется она из бурлящих источников в прибрежных скалах. Жаль, что ты никогда не видела настоящего моря, не слышала шум его волн и не пробовала купаться в его соленых водах, которые смывают, как слезы, все самое плохое, что было в жизни.