Подобную картину можно видеть, если посетить пресноводные озера, сохранившиеся в сухом русле древнего Узбоя. Очевидно, еще больше таких озер было в прошлые тысячелетия, особенно в периоды относительного увлажнения и похолодания климата, о чем свидетельствуют работы палеогеографов. Данные о недавнем прошлом среднеазиатских пустынь помогут правильнее решать проблему хозяйственного освоения новых территорий.
Наша попытка продолжить воображаемое путешествие значительно дальше на юг, за пределы Западной Сибири, таким образом, не лишена серьезного основания. Явственные признаки засушливого климата появляются уже в Барабинской степи, закономерно усиливаясь в сухих степях Казахстана и достигая апогея в зоне пустынь. Ухудшаются условия питания и облик травянистой растительности, обитающей в местах обильного увлажнения. Но одновременно нельзя не заметить естественные природные связи между болотистыми займищами Барабы, тростниковыми зарослями Казахстана и пустынными тугаями. В виде органичного целого выступает гигантская территория площадью свыше 7 млн. кв. км, протянувшаяся от Заполярья до южных границ нашего государства. С некоторых пор она получила название Срединного региона.
Итак, мы находимся на юге Срединного региона, в пустыне Каракумы. На этот раз лучше не пользоваться самолетом, а поехать поездом: из Красноводска в Ашхабад. Мелькнули домики окраины города и справа от дороги потянулась унылая серовато-белая равнина — гигантский солончак Балханский шор. Возник он сравнительно недавно. Еще в тридцатых годах это — мелководный залив Каспия, потом море отступило и корка соли закрыла пространство свыше 500 квадратных километров.
В 1957 г. одному из авторов этих строк предложили заняться поисками и изучением ископаемой флоры антропогена Западной Туркмении. Таким объектом исследования стал и Балханский шор.
Однообразная, слабо волнистая равнина привлекла наше внимание не случайно. Во время Великой Отечественной войны необходимо было найти какое-нибудь местное топливо. И вот под поверхностью солончака в 1943 г. обнаружили полуметровый слой торфоподобной массы. Начались разработки, но вскоре их пришлось прекратить. Топливо оказалось ниже всякой критики. Разжечь куски «торфа» можно было только после огромных усилий, тепла он давал мало и вдобавок оставлял неимоверное количество золы. На поверхности солончака еще долго были видны брошенные серо-бурые кучи, вывозить их было нерентабельно. Отдельные бесформенные комки с торчащими из них обрывками растений можно было найти на поверхности шора два десятка лет спустя.
До наших работ ископаемая флора из отложений антропогена Туркмении практически не изучалась никем. Не удивительно, что первый же полевой сезон оказался очень плодотворным. В ряде мест удалось обнаружить отпечатки листьев, стеблей и других остатков живших когда-то растений. Быстро составилась богатая коллекция, сулившая много нового и интересного. Сборы ее заняли все время пребывания в поле. О Балханском шоре вспомнили лишь в последние дни, когда отряд возвратился на базу и занялся упаковкой собранного материала.
Место неудачных торфоразработок долго искать не пришлось. Без особого труда извлекли из-под корки солончака несколько десятков буроватых влажных кусков, весьма отдаленно напоминающих торф. Вместе с дорогой это заняло полдня. Сбор полевого материала закончился.
В лаборатории образцы торфа тоже долго дожидались своей очереди. Конечно, невзрачные куски, да еще с устойчивым запахом сероводорода, не выдерживали никакого сравнения с коллекцией великолепных отпечатков листьев тополей, ив, лоха, различных травянистых и водных растений. Особенно интересны были виды, которых давно уже нет в Туркмении, да и вообще в Средней Азии. Одним словом, работа по определению и описанию материала захватила полностью, и до торфа очередь дошла только в середине зимы.
Для извлечения остатков растений, содержащихся в подобных образцах, существует определенная методика. Кусок разминается в ступке, затем варится в слабом щелочном растворе. Полученная масса промывается на сите под струей воды. От образца обычно оставалась ничтожная доля, но зато это были только растительные ткани, семена, кусочки древесины. Нельзя сказать, что такая подготовка материала доставляла удовольствие. Достаточно того, что при кипячении в изобилии выделялся упомянутый сероводород, после чего приходилось основательно проветривать помещение. Но все эти неприятности были сразу забыты после изучения первого же образца.
Был обнаружен комплекс прибрежно-водных и водных растений, которые и сейчас растут в озерах пустынной зоны: тростник, рогоз, среднеазиатский камыш. Они составляли основную массу. Но были и другие, обитающие сейчас где-нибудь в дельте Амударьи или еще севернее, вплоть до границ Западно-Сибирской низменности. В Туркмении в настоящее время их нет. Невзрачные комочки оказались интереснее и содержательнее эффектной коллекции отпечатков ископаемых растений.
На следующий сезон расстановка сил и распределение времени стали диаметрально противоположными. Конечно, поиски и сборы листовых отпечатков были продолжены, но на первый план безоговорочно выдвинулся Балханский шор. С помощью ручного бура пробурили свыше сотни мелких скважин, из которых полностью отбиралась вся извлекаемая колонка, начиная от поверхностной корки соли. Уже в поле выяснилось, что торф залегает в виде небольших линз, очерчивая границы ныне исчезнувших неглубоких озер, в которых происходило накопление растительных остатков. Непосредственно под коркой соли обнаружилась еще одна, маломощная прослойка торфа. Ее толщина не превышала 10 см.
С востока в шор впадает ныне сухое русло, носящее название Актам, соединяющее Балханский шор с другим обширным солончаком Кель-Кором, древней дельтой тоже безжизненного Узбоя. На поверхности Кель-Кора хорошо сохранились прирусловые песчаные гряды, тянущиеся на несколько километров. У основания гряд очень много обуглившейся древесины, очевидно, принесенной в свое время речными водами. На всякий случай колонки образцов были взяты и из песчаных гряд. За сезон накопился огромный материал; на изучение его ушло свыше двух лет. Но полученные результаты полностью оправдали затраченные усилия. Удалось узнать много нового из истории ландшафтов Западной Туркмении за последние тысячелетия. И еще раз подтвердилось, что их формирование тесно связано с колебаниями уровня Каспийского моря.
Детальное исследование колонок образцов позволило с уверенностью нарисовать следующую картину. Каждая из скважин снизу содержала серые засоленные пески с большим количеством раковин двустворчатого моллюска Cardium edule L., которого и сейчас много в Каспии. С раковинами соседствуют обрывки морских водорослей: типично морские отложения. Выше среда начинает меняться: исчезают водоросли, на их месте появляются растения, еще выдерживающие значительное засоление, но они уже характерны для озера. Раковины моллюска еще остаются, хотя размеры их резко уменьшаются, что нетрудно увязать с ухудшением условий обитания. Затем и они исчезают, уступая место солоновато-водным формам, в свою очередь заменяемым пресноводными моллюсками, обитающими и в подмосковных прудах.
Примерно то же самое происходит с растениями: чем выше по колонке, тем больше растительных остатков. Одновременно увеличивается число видов, живущих только в пресных водоемах. Заключительным аккордом опреснения служит появление мхов. Очевидно, после отступления Каспия в пониженных частях рельефа еще сравнительно долго оставались озера морской воды, в которых типично морские моллюски и водоросли чувствовали себя в привычной обстановке. Но потом все стало меняться: морские водоемы (а их, наверное, было немало) начали разбавляться пресной водой и чем дальше, тем больше, пока не превратились в пресноводные озера с содержанием солей не более 1,5 г/л. Об этом свидетельствует обнаруженный комплекс растений, да и животных тоже.