— Вспомни про плитки шоколада!
— Помню. Мне всегда доставались только лежалые. А теперь… ПШЕЛ ВОН!
Ты хочешь звать мое имя? Достаточно Старины Сержанта. Рассказывать дальше? И так слишком много для твоих нежных ушей, малыш. Давай-ко лучше наполним стаканы, вот так, и произнесем тост. Хватит-хватит, вполне достаточно для бедного старика, который слишком много повидал на своем долгом веку. Так пусть же счастье изменит ему, чтоб ему пусто было, чтобы Великий Крамддл навеки проклял его имя — имя человека, которого иные знают как Джентльмена Джакса. Что, голоден? Я? Нет, я не голоден. Нет. НЕТ! Только не шоколад!!!
Итак, "псы войны" преподали пример поистине "собачьей" дружбы.
Не меньший антимилитаристский "заряд" несет и образ полковника фон Грудта. Программа оболванивания как-никак его детище. Этот персонаж олицетворяет другой аспект войны — ее бездушный автоматизм (недаром у полковника почти не осталось тела — одни искусственные детали).
Безотказен как машина. Надежен как автомат. Исправен как механизм. Идеал убийцы в форме.
Метафоры солдата-автомата и чисто номинального использования головы почти буквально реализованы в новелле Джо Холдмена (США) "Рядовая война рядового Джекоба". Холдмену пришлось воевать во Вьетнаме, так что войну он знает по собственному опыту, и описанная им мясорубка фантастической бойни местами очень смахивает на настоящую. Жесткая манера письма с включением натуралистических деталей и то, как он рисует отношение персонажей к их бессмысленному ремеслу, тоже вызывает ассоциации, но уже литературные — с прозой писателей "потерянного поколения" (Ремарк, Олдингтон, Хемингуэй), еще в 1920-е годы содравших с несправедливой войны слой псевдоромантического пропагандистского лака.
Абсолютное безумие человекоубийства, лишенного рационального обоснования и морального оправдания, воплощает у Холдмена сержант Мелфорд: "Он улыбался, встретив колючую проволоку, и прямо лучился, когда его парни пробирались через заграждение… и грустно улыбался, когда разлетался в клочья кто-либо из его людей, и визжал от радости при встрече с врагом, и ликовал, когда в клочья разлетался враг, и только и делал, что улыбался-улыбался-улыбался в течение всей заварухи".
В каждом безумии есть, однако, своя логика. Гнусная логика есть и в безумии сержанта Мелфорда, о чем в свой час узнает рядовой Джекоб…
ДЖО ХОЛДЕМАН
РЯДОВАЯ ВОЙНА РЯДОВОГО ДЖЕКОБА[12]
Что ни шаг, каблук с хрустом проламывает иссушенную солнцем корку, нога дрожит, уходит на дюйм в красную пудру, ты вытаскиваешь ее — с новым треском. Пятьдесят человек шагают цепью по пустыне — словно кто-то мнет в руках большой пакет хрустящих овсяных хлопьев.
В левой руке Джекоб держал лучемет, а пальцами правой растирал грязь. Затем он поменял руки и принялся растирать грязь пальцами левой. Если с тебя целый день ручьями льет пот, пластиковые рукоятки становятся очень скользкими, а ты ведь не хочешь, чтобы эта чертова штуковина вырвалась из рук, изрыгая огонь, когда ты бежишь вперед, и спотыкаешься, и катишься, и ползешь — лишь бы добраться до врага, и ты ведь не можешь перекинуть через плечо лямку — лямка это только для парадов; какой-то чертовой штабной хмырь с логарифмической линейкой в руках вычислил, где быть ремню, и получилось слишком высоко, так что сними эту хреновину, если, конечно, можешь. И эту чертову каску сними тоже, если можешь. Неважно, что в ней безопаснее. Им там, конечно, виднее. У них это дело поставлено строго, особенно когда речь идет о касках.
— Веселее, Джекоб…
Сержант Мелфорд перед боем всегда был сплошная улыбка. И во время боя тоже. Он улыбался при виде колючей проволоки, и прямо лучился, когда его парни пробирались через заграждение (если поспешишь — завязнешь, если промедлишь — тебя поджарят), и грустно улыбался, когда разлетался в клочья кто-либо из его людей, и визжал от радости при встрече с врагом, и ликовал, когда в клочья разлетался враг, и только и делал, что улыбался-улыбался-улыбался в течение всей заварухи.
— Если бы он хоть раз не улыбнулся, — сказал Джекобу старослужащий Аддисон, это было давным-давно, — если бы он заплакал или хотя бы нахмурился, тут же рядом оказались бы пять-десять человек, готовые при первой возможности укокошить этого сукиного сына.
Джекоб спросил почему, и тот ответил:
— В следующий раз, когда ты пойдешь с этим психованным сукиным сыном в пекло, хорошенько загляни внутрь самого себя, а потом вернешься и расскажешь мне, что ты испытал по отношению к нему.
Джекобу никогда нельзя было отказать в уме, ни тогда, ни сейчас, и он постоянно присматривался внутренним взором к тому, что творилось у него под каской. Главное, чем он был обязан сержанту Мелфорду, — это ощущением великой радости от того, что сам Джекоб еще не сошел с ума, и как бы плохо ни обстояли дела, он по крайней мере не испытывал по этому поводу ни малейшего восторга — не в пример сумасшедшему, вечно хохочущему, вечно улыбающемуся старику сержанту Мелфорду.
Джекоб хотел высказать все это Аддисон у и для начала спросил, почему так бывает — вот, предположим, ты по-настоящему испугался, или тебе стало по-настоящему плохо, и ты поднимаешь голову и видишь Мелфорда, который стоит и хохочет так, что прямо задница отваливается, а стоит он над дымящимся поджаренным трупом, и ты тоже должен скалить зубы, — так вот, что это — ужасающие признаки безумия или?.. Аддисону, может статься, и было что сказать Джекобу, но Аддисон получил прямое попадание ниже пояса, и ему изуродовало обе ноги и искромсало пах, и прошло много времени, прежде чем он смог вернуться в строй, и уж тогда он больше не был старослужащим, а был просто старым. И не очень-то разговорчивым.
Теперь, когда обе руки были в порядке, и хорошенько измазаны грязью, чтобы обеспечить верный захват пластиковых рукояток, Джекоб почувствовал себя в большей безопасности и даже улыбнулся в ответ сержанту Мелфорду.
— Хорошая будет заварушка, сержант.
Не было никакого проку говорить что-то еще, что-то вроде: мол, мы сделали изрядный марш-бросок, и почему бы нам не отдохнуть немного, сержант, прежде чем мы ударим; или, скажем, я очень боюсь, мне плохо, и если мне предстоит умереть, сержант, я хочу, чтобы смерть пришла как можно быстрее, нет-нет! Старый псих Мелфорд тут же присядет рядом на корточки и даст тебе пару дружеских тумаков, и подбодрит шуткой, и блеснет белозубой улыбкой, и вот тебе уже хочется вопить или бежать куда глаза глядят, но вместо этого ты подытоживаешь:
— Да, сержант, хорошая будет заварушка.
Большинство из нас давно вычислили, что сделало Мелфорда таким психованным — тот факт, что он был на этой сумасшедшей войне чересчур долго, настолько долго, что никто и упомнить не мог кого-либо, кто был в состоянии сказать, будто он помнит наверняка; и сержант Мелфорд ни разу не был ранен, в то время как взвод за взводом гибли на его глазах — солдаты падали поодиночке, попарно и целыми отделениями. Его ни разу даже не задело, и, может быть, это беспокоило сержанта, но не скажу, чтобы кто-либо из наших испытывал сострадание к сумасшедшему сукиному сыну.
Уэсли попытался объяснить это так:
— Сержант Мелфорд — область математической невероятности.
Затем он попробовал объяснить, что такое область, и здесь Джекоб не очень-то врубился, а потом он попытался объяснить, что такое невероятность, и это оказалось совсем несложным, но Джекоб все равно понять не мог, какое отношение это имеет к математике. Впрочем, Уэсли был хороший говорун, и когда-нибудь ему удалось бы все объяснить как следует, но он попробовал прорваться сквозь заграждение — по чести, даже штатскому не пришло бы в голову сделать это — и упал ничком, и маленькие металлические жучки вгрызлись ему в лицо.
12
Пер. изд.: Holdeman J. The Private War of Private Jacob: Holdeman J. Infinite Dreams. — N.Y.: Avon Books, 1978.
© 1978 by Joe Holdeman
© перевод на русский язык, "Мир", 1988.