ОДД СУЛУМСМУЕН
ГРЯДУЩАЯ КАТАСТРОФА
Ненастью, казалось, не было конца. Дул сильный ветер, лил дождь, пока однажды утром вдруг не прояснилось, брызнули солнечные лучи, и глянцем заблестела зеленая листва деревьев. Горделиво стоял красный бук, всем своим видом заявляя, какой он вырос крепкий и могучий, какая у него пышная, раскидистая крона. Среди ее зелени медью сияли красные листья. Ближе к стволу зеленели маленькие веточки, листья на них еще не распустились до конца. Как воплощение мира и покоя выстроились в ряд елочки с молодыми побегами, тонкими и прозрачными.
Солнце припекало все сильнее, воздух был напоен ароматом цветов. В зарослях чайных роз жужжали пчелы, купаясь в солнечных лучах, заливался жаворонок. Поверхность пруда сплошь заросла желтыми кувшинками, которые как бы скользили по его глади, оставался лишь один незаросший участок, где резвились водоплавающие птицы. Чуть шелестел листвой ветерок. Трепетали листья осины, пробегала рябь по ивовой листве.
Под тентом на лужайке за завтраком сидели муж и жена. Они не разговаривали между собой, лишь изредка раздавались их восклицания.
— Какой чудесный день, — говорила она.
— Наконец-то дождались, — вторил он.
И они вновь замолкали, стараясь ничем не нарушать окружающей их гармонии; продолжали есть, выпили еще по чашечке кофе, просмотрели вчерашние газеты.
Они испытывали умиротворение, чувствовали себя под защитой этого чудесного дня. То, чего им так не хватало, наконец пришло. Сияние солнечных лучей, аромат роз, шелест листвы.
Наступил день, когда можно разуться и ходить босиком, размять, наконец, затекшие в ботинках пальцы, скинуть с себя одежду, в которую закован большую часть зимы…
— Как по бархату ступаешь, — произнес он, хотя, собственно говоря, ему еще никогда не доводилось ступать по бархату.
Как хорошо в такой день бродить вокруг, и жара не докучает, под деревьями много тени, дрожащие солнечные блики проникают сквозь листву в глубину травы.
В такой день останавливаешься у розового куста и обрываешь увядший лепесток, срываешь несколько цветков в саду, чтобы поставить их в вазу на обеденный стол. В такой день так хорошо сидеть и тихо разговаривать просто так, ни о чем.
— Пережить в своей жизни день такого совершенного покоя! — произнесла она.
— К тому же сегодня воскресенье, и мы слышим звон колоколов, как неотъемлемый аккомпанемент к царящему вокруг МИРУ, хотя это всего-навсего перезвон металлических колокольцев.
— Колокольцев более не существует. Об этом, насколько я припоминаю, не раз писалось в "Приходской газете", хотя мы совершенно не обязаны ее читать, а следовательно, и знать это.
До них снова донесся звон церковных колоколов, призывающих верующих, но отнюдь не их. И все же они не могли быть совсем равнодушными к "благой вести" только потому, что избегали проповедей."
— Мне так не хватает существования того, кого можно было бы возблагодарить за такой день. У меня с детства осталась привычка всегда благодарить за незабываемое.
Он улыбнулся и легонько похлопал ее по руке:
— Давай возблагодарим Судьбу, — сказал он. — Во всяком случае, это то, что можно себе представить.
Солнце садилось. Тени стали длиннее. На небе не было ни облачка. Вечер тоже обещал быть прекрасным.
День угасал. Они "сорвали день", словно цветок или фрукт, как сказал древнеримский поэт. С явной грустью вспомнил муж школьные годы, уроки, когда изучали Горация: как давно это было! Сейчас это время кажется ему еще более далеким, чем нетерпеливый крик матери, зовущий его из соседского сада: "Иди домой кушать, немедленно".
Он снова коснулся ее руки.
— Как прекрасно осознавать себя счастливыми, правда? Ведь чаще всего это понимаешь, когда счастье уже ушло, когда слишком поздно.
— Да, — прошептала она. — Но я не смею говорить о нем вслух. Счастье такое хрупкое. Сразу же рассыпается в прах, как только заговоришь о нем.
— Тогда это не настоящее счастье, если оно такое непрочное.
На террасе стояло блюдечко с молоком для ежика, который каждый вечер доставлял им радость своим приходом. А сегодня вечером? Разве он не приходил? Она крепко сжала его руку.
— Ежик убит! — произнесла она.
Теперь они оба уже заметили: по траве тянулся кровавый след, ежик, вероятно, шел от проезжей части в сторону дома, чтобы спокойно умереть под ступеньками их крыльца.
— Что это означает? — спросила она.
— Боже мой — «означает»! Что же может такое особенное означать тот факт, что еж попал под машину? Разве мы, кстати говоря, не опасались этого? Ведь на нашей тихой улочке движение постепенно становится все более оживленным. «Означает», сказала ты. Означает ли чтонибудь тот факт, что ты моргаешь глазами? Или то, что я сейчас чихнул? Утром я закопаю ежа.
— Ты его закопаешь, но это отнюдь не означает, что история с ежом будет закончена.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что мы были слишком счастливы. Какое мы имели на это право!
— Возьми себя в руки, — неестественно громко проговорил он. — Мы ведь с тобой не суеверны. Ты просто чересчур насмотрелась фильмов ужасов по этому чертову телевизору, — решительно добавил он.
— Блюдечко с молоком! — повторяла она как заклинание.
— Неужели мы должны чувствовать угрызения совести из-за того, что слишком мало заботились о еже?
— Мы верили в то, что сможем противостоять мировому злу с помощью блюдечка с молоком, — сказала она с горькой усмешкой.
Вечером она прикорнула в его объятиях и никак не хотела уходить в свою постель.
— Можно я останусь у тебя?
— Но разве тебе совсем не хочется спать?
— Я не смогу заснуть в своей постели, мне там так одиноко.
— Оставайся со мной, — сказал он великодушно, — но чего же ты боишься?
— Ах, если бы я только знала это определенно, тогда бы я не боялась, — проговорила она загадочно.
Кажется, она даже расплакалась.
— Мы не должны предаваться унынию, — проговорил он с деланной бодростью. — Утро вечера мудренее.
— Ничего подобного, — прошептала она. — Мир не меняется с воскресенья на понедельник.
Глубокой ночью он перенес ее в ее собственную постель. Она проснулась с криком.
— Мне приснился такой ужасный сон, он был такой явственный! Его галстук был забрызган кровью!
— Чей это — "его"?
— Того, кто пришел убить меня. Ведь он пришел именно за этим. И у меня не было другого выхода, как громко закричать, чтобы проснуться и тем самым спастись.
— Ну вот и хорошо, — проговорил он успокаивающим тон ом. — Ну кому же придет в голову убивать такую хорошую девочку, как ты?
— Не говори глупостей. Все было так реально, как то, что я разговариваю с тобой. Представь себе, я даже успела заметить на его левой руке перстень. Широкий золотой перстень с плоским черным камнем. Я подумала: "Разве убийцы носят перстни?" Представляешь, в момент смертельного страха я задавала себе этот вопрос.
— Сны бывают странные, — сказал он.
— Сны бывают вещие, — закончила она.
На следующий день он похоронил ежа в самом дальнем уголке сада. Выкопал аккуратную глубокую ямку: пусть земля ему будет пухом.
Она ждала, пока он войдет в дом.
— Ты подумал о том, какие приготовления нам нужно сделать на тот случай, если начнется война? — спросила она.
Он пошел в ванную, чтобы помыть руки и закричал оттуда:
— Боже мой, что за странный переход от ежа к войне. У тебя совсем сместились представления о масштабах событий. Никакой войны не будет. И ты не имеешь никакого права говорить: "Если начнется война". Тот, кто произносит такие слова, сам накликает войну. Кроме того, никто не осмелится начать войну первым. Речь может идти только об ответном ударе.
— По-моему, и в прежние времена говорили то же, — ответила она. — Почему мир не пытается противостоять этому? А сильные мира сего? Политические лидеры, которые, казалось бы, должны осознавать это не хуже нас. Ты видишь, куда мы идем? Ты осмеливаешься посмотреть правде в глаза? Недолго нам осталось! Ты помнишь то воскресенье, когда мы целиком погрузились в состояние сентиментального счастья. А кровавый след ежа на траве возник, как черное облако на горизонте, предвещающее ненастье в ясный день.