По поводу же складывания оружия без борьбы Жаботинский предупреждал:
И надо здесь напомнить об ошибке, которой всегда грешили мы и которая причинила нам вреда больше, чем сами бедствия, обрушивавшиеся на нас со всех сторон. Смысл той ошибки в трех словах: протестовали — не вышло — сдались. Надо протестовать и бороться. Возможно, и не победишь. Но сдаваться — нельзя. Ибо победа правительства — не прецедент. Силовые приемы вообще не создают прецедента. А вот подчинение, капитуляция перед насилием создают и моральный и юридический прецедент, в особенности если они сопровождались не только пассивным непротивлением, но и какими-либо действиями.
Если меня избрали мэром города, а власти прогнали меня силой — ничего не поделаешь, и отсюда ничего не вытекает. Но если меня назначили мэром и я, хоть и протестуя, начал исполнять злую волю властей — тем самым я освящаю насилие, создаю юридический и моральный прецедент. И это касается не только высокого поста наместника верховной власти. Любая аморальная обязанность, возлагаемая на гражданина помимо его воли и невзирая на его протесты, аморальна вдвойне, если гражданин выполнит ее. Ибо тем самым он дает свою санкцию насилию...
Если ты против свадьбы — не пляши на ней.
Другое проявление слабости, рядящееся зачастую под «политическую зрелость»,— это «умеренность»:
Давайте же предостережем друг друга от одной опасной иллюзии. У нас любят играть фразочками вроде: «Умеренность свойственна истинному политику» и произносить глубоким басом, подобно ребенку, желающему казаться взрослым: «Не надо торопиться — ведь Англия не торопится». Разумеется, ведь Англия может себе это позволить. Она не занята сейчас поселенчеством. А когда и занималась им, то перед ней были необъятные просторы Америки или Австралии и ситуация была тогда совершенно иной. У нас же настоящая гонка с арабами — кто быстрее будет плодиться в Эрец Исраэль, «чья возьмет», у кого будет большинство в ближайшем будущем. Пока арабская «лошадка» сильно опережает нашу, а ее «резвость» нам продемонстрировали на примере Египта (в 1864 году — 4,5 миллиона жителей; в 1882—6,8 миллиона; в 1907 — 11,3 миллиона: сегодня — в 1927 году — почти 14 миллионов). В таком соревновании не победить средствами «сдержанности, присущей политику». Твой темп определяется темпом соперника. Суть искусства политики не в «быстроте» или «замедленности» движения. Суть этого искусства в умении выбрать скорость, нужную для достижения данной цели.
И еще по тому же поводу:
Долгое время у нас в моде была политическая сдержанность. Долгое время, но, слава Богу, не вечно. Времена Герцля уж, конечно, не были временами осторожничания и полумер. То же и во время Мировой войны. Но последние десять лет были именно такими. В последние десять лет сионистские деятели (как «общие», так и определяющие политику «на местах») как будто сговорились быть «политиками», т. е. с присущей политикам умеренностью топтаться на месте.
Но мне кажется, что наконец эта мода начинает проходить. Что приверженцы политики уравновешенной, сдержанной, тихой, солидной, изощренной, постепенной, зрелой, расчетливой (к моему сожалению, я позабыл все приличествующие эпитеты) начинают понимать, что такого рода политика — не помощник в критической ситуации, в момент смертельной опасности. Они испытали и словом и делом все мыслимые сорта «рыбьего жира» для спасения евреев и потерпели полное фиаско. Теперь они начинают удивлять мир решительными заявлениями: чтобы спасти евреев как в диаспоре, так и в самой Эрец Исраэль, нужны решительные шаги, героические усилия, крайние меры, борьба с установившимися в мире порядками и царящими в нем умонастроениями.
Согласен. Когда я говорю «согласен», это не означает, что у меня есть уверенность в том, что авторы полных решимости планов завтра, когда придет время применить их на практике, не откажутся от них. Вероятно, весьма вероятно. Но дело не в этом. Главное — осознать, что «умеренность» и «политиканство» всех мастей подходят еврейской политике, как корове седло.
Еврейская проблема — сплошной парадокс, ее разрешение — нестандартно, пути ее разрешения — революционны.
Фонетика иврита
«Как пианист или скрипач работают над сонатой, которую намерены публично исполнить, так каждый должен трудиться над своим произношением».
Видя в возрождении еврейского народа и его языка не только историческую и политическую необходимость, но и дело, исполненное совершенства и красоты, Жаботинский был, пожалуй, единственным лидером сионистского движения, уделявшим внимание не только распространению иврита, но и «правильности» его произношения, его благозвучию. Он даже составил упражнения в устной речи для актеров театра «Габима». Неоднократно приходилось ему сталкиваться с тем, что даже в среде еврейской интеллигенции фонетика, благозвучие разговорной речи почитались делом неважным и даже ненужным:
Для еврея язык — прежде всего письменность. Он воспринимает его сначала глазами, а уж потом ухом. Он очень ценит грамматику, стилистику; произношение для него — дело второстепенное. По этой причине у нас есть поэты, давным-давно живущие в Стране, говорящие на иврите с сефардским произношением, но стихи свои пишущие с ашкеназскими ударениями[*]. И ритм и рифму они до сих пор воспринимают лишь зрительно, стихи для них — это то, что читают, а не декламируют. Они просто пренебрегают правильностью произношения. Директор банка в Тель-Авиве говорил мне как-то: «Когда ко мне приходит клиент и демонстрирует «ашкеназские прелести» своего иврита, я знаю, что нельзя давать ему ссуду — он бездельник».
Что же это такое — «правильное ивритское произношение»? Этой теме Жаботинский посвятил брошюру, вышедшую в 1930 году. В ней он собрал правила ивритской фонетики. Мы приводим здесь выдержки из предисловия к этой брошюре:
Сейчас уже невозможно восстановить древнее ивритское произношение. Но очевидно одно — произношение наших предков отличалось четкостью и ясностью. Они не «проглатывали» звуков или слогов, четко произносили звуки, не смешивали их. Короче, им была неизвестна неряшливость речи, царящая ныне у евреев. Достаточно взглянуть на любую еврейскую книгу, снабженную полной огласовкой[*]. Наши мудрецы, огласовывая священные тексты, еще обладали знаниями об истинном произношении живого иврита. В те времена эта традиция еще не умерла окончательно. Если они в чем-то и ошиблись, так это не от неряшливости, а потому, что к тому времени стерлись различия между какими-то оттенками в произношении, возможно, какие-то гласные поменялись местами еще во времена Давида и Соломона. И сами недостатки принятой системы огласовки вытекают не из лишней педантичности, а наоборот, из ее простоты. Но посмотрите, какое богатство оттенков звучания! Для звука «а» есть три разных способа произношения, три разных значка огласовки; для «о» — четыре; четыре — для «е»; два — для «у»; два — для «и». Тончайшее чувство слуха выражается в этом богатстве. Наши предки говорили на языке, обладавшем богатейшей звуковой гаммой, для них были важны малейшие оттенки звучания. Можно сказать, они наслаждались своим произношением. Обидно терять такое богатство, разменивать его на убогость и серость речи, царящие у нас на улице, в школе, на театральных подмостках.
Ашкеназские ударения.
В ашкеназском произношении иврита ударение всегда падает на первый слог, в отличие от сефардского, где оно чаще всего приходится на последний слог.
Полная огласовка.
Семитские алфавиты не имеют знаков для обозначения гласных звуков. В первом тысячелетии н.э. арабские, а затем и еврейские грамматики составили системы огласовок для своих алфавитов. Огласовками, как правило, снабжаются священные и поэтические тексты, словари, учебники.