Паучки не спешат от тесноты кокона освободиться, наполняют его своей возней и в нем первый раз линяют. Чтобы им было еще просторнее, мать, сколько можно без убытка для дела, шов расширяет.
Полиняв, паучата один за другим, в разрывы шва, протиснувшись, вылезают из кокона и сразу на спину к маме норовят забраться. Она им помогает – подставляет свои педипальпы, словно лестницы. Иные, дорогу сразу не найдя, потерянно ползают по стенам подземелья. Она, педипальпы подставив, водворяет их на место – к себе на спину. Там сидят они, уцепившись за густую поросль щетинок, самые длинные из которых специально для того, чтобы паучкам удобнее было держаться, вооружены на концах блокирующими шариками. Коготки паучков, скользя по щетинке, в них упрутся, и паучок, не теряя точки опоры, с мамы не падает.
Если муравья суетная его натура занесет к тарантулу в логово и там заползет он на кокон, мать-паучиха, почуяв неладное, сейчас же кокон хватает, «встряхивает его и теребит оболочку хелицерами». «Облепленная со всех сторон паучатами», она атаковать ядом не решается – как бы паучат в суматохе не погубить! – и бьет сильными взмахами передних ног, гонит прочь кисло-сладкую бродягу.
А паучата и в самом деле мать сверху сплошь и в несколько слоев облепили – похожа она в одеянии из них на «мохнатый клубок».
Когда через несколько дней вылезут все они из кокона и на ней в тесноте, но не в обиде устроятся, тарантулиха шелковый свод над норой порвет и с живым грузом на спине уйдет из нее навсегда.
Куда и зачем?
До того как П. Мариковский нам это разъяснил, думали так: до осени бродит неприкаянная мать-тарантул и таскает на себе паучат. Они вместе с ней охотятся, но больше – друг на дружку. В этой братоубийственной вражде ряды их заметно редеют, и жалкие их остатки разбредаются кто куда.
В неволе, в садке, действительно получается нечто на это похожее.
Но на воле, в природе, никогда.
Из норы в путь-дорогу перегруженная потомством паучиха выходит светлым майским днем. Долго сидит, «затаившись в траве». Потом, чутко прислушиваясь к трясениям земли, пошла! Лишь шаги какие – замрет, не шелохнется. Увидеть, куда она направилась и что делать собирается, можно, только «если передвигаться за нею осторожно ползком» и за пять-шесть шагов в бинокль ее рассматривать.
И вот большая, вся взъерошенная паучатами паучиха, стараясь повыше держать над землей свое тело-ковчег и часто замирая в тревоге, путешествует в траве, сторонкой обходя разный домашний скот, пешеходов и земледельцев. А за ней – мы ползком и с биноклем в руках. Тернисты пути в науке, и дорога к знаниям ведет не всегда через письменный стол!
Куда-то направилась она, научно говоря, в «понижение рельефа»: сыро стало кругом, даже очень мокро! Болото какое-то или нечто подобное – слякотное и прохладное.
В бинокль видно: нашла, что искала, – воду! Подползла к ней и жадно пьет. В гуще паучков на ее спине оживление, сутолока – спешат они по ее ногам, как по сходням, на берег и тоже жадно пьют.
Напились! В путь наверх по ногам, преддорожная суматоха на спине – и караван из одного верблюда и сотен седоков тронулся.
Ползем дальше. Видим нечто новое и сначала непонятное: пройдет паучиха немного и вдруг, сильно взмахнув над собой задними ножками, сбросит со спины горстку паучков – сколько сумеет зацепить. Сама быстро в сторону отбежит. Паучки, этим неожиданным маневром ошеломленные, лежат, ничего не разумея, несколько секунд на земле. Потом, убедившись, что караван ушел далеко и навсегда, разбегаются по окрестностям.
Еще проползет немного, и принудительная высадка пассажиров повторяется. Маршрут ее неправильным кругом на плане может быть изображен. Вся протяженность его (не на плане, а по земле) – метров сто – сто пятьдесят, а во времени – час с небольшим. Финиш недалек от старта, потому что паучиха путешествует словно бы по азимуту и круг караванного пробега почти смыкается.
Бывает, что и через речку, в которую упрется маршрут расселения, паучиха с паучатами на спине переплывает.
Если погнаться за ней, когда она так бродит, словно сеятель по полю, раскидывая паучат, паучиха энергично и без удержу начнет их сбрасывать с себя и за несколько минут ото всех освободится. Когда опасность реальна, незачем им всем на ней погибать – акт ответственный и оперативный.
Расселив паучат, паучиха долго еще отряхивает себя задними ножками (но некоторым ее чадам как-то удается на ней удержаться, и они живут с мамкой некоторое время в ее норе). Потом, забравшись в тень, в траву, усталая, спит беспробудно. Тогда подойти к ней можно близко (уже во весь рост!), даже потрогать ее пинцетом или там чем-нибудь еще – она не проснется.