— К… карусель… карусель… это радость… ребят, — начал было отвечать я, но меня тут же замутило еще пуще прежнего, однако сейчас явно не время блевать: просеку мы пробили широкую, а до базы, на которой бушевало с десяток тысяч местных монстров, не дальше трех-четырех километров и с их скоростью передвижения, они очень скоро будут здесь.
Странник, видимо, это тоже понял, потому что усилием воли сдержал свои спазмы и буркнул:
— Держи Флору, я с ней в таком состоянии не спущусь.
Я только успел поднять голову, как ко мне на руки свалился очередной куль в этот раз весьма симпатичный с парой длинных стройных ножек и копной волнистых блондинистых волос.
Флора успешно пропустила все веселье, провалявшись в отключке, но теперь уже начала подавать первые признаки жизни.
— Фло, подъём! В школу пора, на уроки опоздаешь.
Синие глазищи Флоры тут же распахнулись, и она резко вскочила, но ее тут же повело в сторону, и она снова свалилась в мои объятия.
— Всегда знал, что ты зазнайка-отличница, только шанса проверить до этого не было. Небось прибегала в школу первая и весь урок тянула вверх руку, чтобы тебя учитель похвалил за ответ? — Вопросительный приподняв одну бровь спросил я, — форма после выпускного осталось? Очень хочу посмотреть, как она тебе смотрится. Большие белые банты к форме прилагались?
— Что?
— Да ничего, пересдачу экзаменов злобному учителю оставим на попозже… вставай давай, некогда разлёживаться.
Помог девушке подняться, встал сам, делая шаг в сторону, пропуская мимо себя рухнувшее тело Снегиря. Поднял и его, встряхнув как пыльный половик.
— Всем подъём, надо срочно уходить отсюда, минут через пять здесь будет не протолкнуться от всякого хищного зверя, которое будет страстно жаждать нашей плоти и крови. А может чего и похуже отгрызут, бегом туда, там должна быть старая лесопилка наверняка найдутся обработанные брёвна или даже готовый плот, а… — я повернул голову туда, куда указывал мой палец и замолк на полуслове: если там когда-то и стояла лесопилка, то она уже давно превратилась в труху, на которой раскинулись обширные заросли густого кустарника. Единственным признаком существовавший когда-то здесь цивилизации, кроме накренившегося обода двемерского колеса, на котором мы сюда прибыли, был жалкий остов его собрата: половина ржавого обода застывшего на мелководье, настолько изъеденного ржавчиной, что казалось любое дуновение ветра должно заставить его рассыпаться облаком невесомый ржи. Ни следа от убийственных шипов, ни сидений, ни защищающих пассажиров окон, лишь кое-где торчали осколки позеленевшего от времени стекла, скруглённого временем, тупыми зубьями торчавшего из покорёженного металла. Я огляделся ещё раз: тот же непролазный лес, узкая полоса пляжа, золотящегося под солнцем песка, даже тропка из мать-и-мачехи ведущая к лесопилке, всё как в моих видениях, вот только никакой лесопилки в помине и не было. Было всё только с учётом прошедших столетий. Если бы я утрудил себя хоть немножко подумать, то я бы мог предвидеть подобный поворот событий, вот только с нашим темпом жизни, такая роскошь, как долгие раздумья, были нам недоступны, за что сейчас и придётся расплачиваться. Никакого иного плана, кроме того, чтобы в данный момент сесть на поджигающий нас комфортабельный плот у меня не было, и что делать дальше я не представлял. Нужен новый план, а чтобы его разработать необходимо время, которого у нас нет. Всё как всегда, ничего необычного.
Раздался громкий хруст, и я нервно обернулся на лес, откуда, выворачивая молодые деревца и перетирая в труху заросли кустов, выкатилась второе колесо, которое до этого успешно прокладывало нам дорогу и прохрустев по песку тихо доползло до нашего средства передвижения и окончательно замерло, уткнувшись в него шипами. Ну что ж, пара-тройка минут на раздумья у меня только что появилась.
Когда второе колесо, пробивающее нам дорогу, укатило в сторону, я думал, что у нас уже не получится воспользоваться их расширенными функциями, но теперь всё изменилось. Я, пошатываясь из страны в сторону, будто моряк при пятибалльном шторме, подошёл к нему и наступив на вывалившегося наружу Странника дотянулся до заветной дверцы, куда ещё каких-то пять минут назад я вставлял оживляющий механизм кристалл, откинул её и, на секунду задумавшись, рванул на себя скрытый за дверцей рычаг. Казалось бы только что умерший у нас на глазах механизм резко ожил, заскрипел, засипел, зафыркал клубами пара, ударившего из многочисленных сопел, а затем чувствительно вздрогнул и начал трансформироваться: первым делом защитные бронепластины разошлись в стороны, выпуская наружу пару мощных манипуляторов, которые тут же со скрежетом впились в наше транспортное средство, рывком разворачивая его к себе с торцом. Не ожидавшие такой подлянки сокланы разлетелись в стороны от мощного удара заскрежетавшим металлом, но никто даже не пикнул, заворожено наблюдая за дальнейшей трансформацией. На нашем колесе в свою очередь разошлись броневые пластины, и манипуляторы ушли вглубь его, с жёстким хрустом с чем-то там состыковываясь. В ответ из него выползло десяток тонких щупов, будто стая змей бросившихся на второе колесо, впиваясь в его плоть, пододвигая его ещё ближе к себе, соединяясь и срастаясь в единый механический организм. Дальнейшая трансформация ускорилось, скрежет и визг металла начал просто оглушать, а сросшийся механизм так и не успокоившись продолжил выпускать из своего нутра длинные гибкие конечности и не менее многочисленные гибкие и длинные хвосты. Первое колесо треснуло пополам, превращаясь в хищную голову титанического стального богомола, гневно сверкнувшего в нашу сторону огнём своих хрустальных глаз. В следующий миг броневые пластины сошлись, закрывая их от любого негативного воздействия, оставляя лишь узкие щели, через который с трудом пробивался недобрый алый свет. Отросшие конечности изогнулись, рывком впиваясь в грунт, поднимая целые фонтанчики песка и воды, массивное тело перестало крениться выравниваясь, вытягиваясь вверх, поднимая уродливую голову, вознёсшись над грешной землёй на доброй десяток метров и мерзко заревел, заставляя дребезжать и вибрировать все окружающее, включая наши еще не отошедшие от бешенной гонки организмы. Вопль был настолько гнусным и душераздирающим, что мне тут же, не сходя с места, захотелось повеситься или еще лучше открутить одну здоровенную стальную башку, но я просто стоял и смотрел на продолжающееся преображение. То практически завершилось: броневые пластины защелкали, вставая на места, образуя единую монолитную, но при этом гибкую броню, семь тонких мечущихся из стороны в сторону хвостов взлетели ввысь, нацеливая свои хищные жала в сторону леса, усыпанная клыками пасть открылась и на нас полился еще один поток продирающего до самого нутра скрежета.