Жизнь, сотканная из удовольствий, повлекла за собой внушительные долги. Друг людей сначала посмеивался над выходками сына, узнавая в нем свою кровь. Но когда куча счетов сравнялась по своей высоте с горой, маркиз спустился с небес на землю и сделал попытку отвратить сына от злачных мест, завлекая его в библиотеки. Мирабо познакомился там с поэтом Лефраном де Помпиньяном, однако его общество показалось ему не столь приятным, как компания куртизанок.
Этот период завершился забавным происшествием — возможно, выдуманным. Однажды ночью, когда Мирабо возвращался из притона, кто-то окликнул его карету; он велел кучеру остановить лошадей и вышел. Это была улица По-де-Фер, пролегавшая вдоль сада семинарии Святого Сульпиция. К Мирабо, слегка прихрамывая, подошел молодой аббат:
— Сударь, можно попросить вас об услуге?
— Разумеется, — ответил Мирабо. — Что вам угодно?
Семинарист показал на стену, которая была довольно высока.
— Вот, — объяснил он, — вечером я покинул сей достойный дом и желал бы туда вернуться. Если вы будете так добры и поставите рядом вашу карету, я поднимусь на нее и перелезу через забор.
Прежде чем взобраться на крышу кареты, чтобы потом перемахнуть через стену, аббат представился: его звали Шарль-Морис де Талейран, он изучал богословие под именем аббата де Перигора. Эта встреча ознаменовала начало дружбы, которая завязалась гораздо позднее и протекала довольно бурно…
Летом 1771 года Мирабо на некоторое время вернулся в Лимузен, вновь взялся за управление, проверил, как работает суд, долго ездил по землям и фермам и проявил себя столь же хорошо, как и в первое посещение.
Друг людей в начале лета поселился в Биньоне, в конце октября к нему приехал сын. Жизнь вдвоем под бдительным оком госпожи де Пайи очень скоро стала невыносима. Мирабо скучал; он страдал от почечных колик, портивших ему настроение. Отсутствие женщин его мучило. Не тогда ли он положил глаз на любовницу отца? Он на это намекает. Госпоже де Пайи еще не было сорока; она была более чем привлекательна, маркиз болел. Темная история… Когда маркиз стал выздоравливать, его сын устроил выездной праздник с танцами, пиршеством, иллюминацией и фейерверком.
Эти увеселения не вернули доброго согласия. Друг людей страдал от одной только мысли о талантах своего сына; он притворился, будто признал их, дав ему поручение — уладить административные проблемы в маркграфстве Мирабо. Молодой человек не заставил себя упрашивать и отправился в Прованс.
Маркиз де Мирабо поручил сыну разрешить конфликт в Провансе вовсе не из расположения к нему; он хотел устроить ловушку и воспользоваться неизбежным провалом отпрыска, чтобы облить его презрением и утвердить собственное над ним превосходство.
Причину спора, который предстояло разрешить Оноре Габриэлю, следовало искать в противоречивом характере маркиза де Мирабо: этот человек, проповедовавший братство, всё больше разрушал согласие как в семейной жизни, так и в общественных отношениях. Проповедуя понимание к вассалам, доброту к слугам, уважение к труду, маркиз в своих финансовых делах зарекомендовал себя склочным, мелочным, прижимистым до несправедливости.
Можно возразить, что его поведение в Лимузене противоречит этому утверждению, однако мотивы его щедрот были лишены величия: баронство Пьер-Бюфьер было вотчиной Вассанов, и маркиза собиралась отделить свое имущество. Экспериментальные реформы в ее поместьях помогли бы привести дела в запустение, и маркиз готовил этот подвох своей жене на случай, если она отсудит себе Пьер-Бюфьер. Впоследствии ей пришлось затеять 70 процессов, чтобы заставить признать свои права. Друг людей не отказал себе в удовольствии проверить свои теории на практике за чужой счет — с тех пор его примеру неустанно следуют государственные деятели.
В Мирабо дела обстояли иначе, там маркиз чувствовал себя полным господином и допускал произвол, если сам мог им воспользоваться. Поэтому он злокозненно аннулировал договор от 1551 года, по которому жители Мирабо имели право использовать общественные пустоши. Те подали апелляцию. Не дожидаясь постановления суда, маркиз хотел тотчас привести решение в исполнение, злоупотребив своей властью.
Таким образом, Оноре Габриэля встретили в Провансе совершенно иначе, чем в Лимузене: умы там бродили, мятежники уже с 1750 года настраивали народ против господ.