— И куда ты собралась, а? Маленькая дрянь! — Она крикнула и тут же схватила меня за волосы, оттягивая за них назад.
— Мне больно! — Закричала я и, оборачиваясь, вцепилась в ее руку.
— Как ты смеешь меня трогать!? — Взвизгнула Мэдисон. Она толкнула меня и сзади мне кто-то подставил подножку. Я не увидела кто это был, но падая, зацепилась за край беседки и удержалась, оставаясь на ногах, но с трудом. — Что ты себе позволяешь? Да как ты, грязь, посмела тронуть меня? — Она ударила меня в живот и я согнулась, без сил на вздох. Слезы потекли по щекам и я ощутила, как почти готова потерять сознание. Она вновь схватила меня за волосы и резко дернула в сторону, вырывая небольшой клок. Я уверена, они бы перешли все свои допустимые границы и я сегодня бы снова ночевала в сарайнике, но их остановил голос нашей нянечки, что подрабатывала у нас на пол дня. Я глухо слышала ее голос из-за шума в ушах.
— Мирай! Мирай, малышка! — Кричал спасительный голос нянечки. Она увидела девочек, что столпились вокруг меня. — Девочки, вы не видели…..Ох! Мирай!! — Она схватила подол своей юбки и подбежала ко мне. Она растолкала девочек и подняла меня, обхватив меня под руки. — Девочки, что случилось с Мирай? — Спросила она девочек.
— Она пришла к нам, сказала, что ей плохо, сильно болит живот и упала на колени от боли. Мы хотели помочь, но она говорила, что не надо. — С ехидной улыбкой на лице говорила Мэдисон, стоя за спиной нянечки. Я смутно, но видела ее самодовольное выражение лица, терзающее мое тело своими холодно — серыми глазами.
— Можешь идти, Мирай? Господин Козуки выбрал тебя и они с директором уже оформляют документы. — Она медленно стала поднимать меня и ставить на ноги. — Пойдем. Я помогу тебе собрать твои вещи, сегодня он тебя забирает. — Подняв кое как меня, она повела в жилой корпус. Я волочилась следом за ней, как безжизненная марионетка до тех пор, пока боль не отпустила меня, но, когда это было, мы уже подошли к нашей с Мэдисон комнате и я была усажена на кровать. — Посиди тут, Мирай, приди в себя, а я пока соберу все твои вещи. — Сказала нянечка и открыла маленький комод, что стоял рядом с моей кроватью. — Скажи, они снова тебя били, да? Почему ты молчишь об этом и не скажешь директору? Он бы нашел на них управу.
Я ничего не ответила. Мне было стыдно перед ней за свою беспомощность и молчаливость, страх, что если я все расскажу, то меня еще раз изобьют и этот раз будет больнее предыдущего. Меня всегда это страшило. Она достала откуда-то маленький черный чемоданчик. — Когда-то он принадлежал мне, но я уже давно не пользуюсь им и где-то год назад принесла его в приют, не прогадала, пригодился. — С улыбкой произнесла нянечка и сложила все мои вещи в него. Застегнув ремешки внутри, затянула молнией две его части и поставила на один бок. — Я очень рада за тебя, Мирай, ты наконец-то попадешь в хорошее место. Будь счастлива и никогда не забывай нас с директором. — Улыбнулась она и присела рядом со мной.
К нам в комнату пришел директор. Он встал в дверном проеме и внимательно глядел на меня. Его серые глаза наполнились слезами. Он подошел к нам с нянечкой и присел на колени. Его шершавые теплые руки обхватили мои и я ощутила, насколько сейчас мое тело было озябшим, но я все еще была в шоке от того, что меня могут приютить и вот, мои вещи уже были собраны и меня ждали там, на улице. Невероятно.
— Я столько раз представлял, что когда-нибудь ты станешь моей дочерью, но так и не осмелился оформить документы. Ведь я не мог подписать сам себе разрешение, это было бы не правильно, но ты всегда была для меня моей родной девочкой, Мирай. Все вы мои родные детки. Я хочу, чтобы ты никогда о нас не забывала и поэтому хочу подарить тебе вот этот серебряный кулон. Он когда-то принадлежал моей жене…а потом и нашей дочери. — Он достал из под своей рубашки сероватого цвета серебряный кулон на цепочке. Он был круглой формы, в серединке его был какой-то очень маленький и с виду очень хрупкий механизм. Вверху торчали крылья, поднятые вверх. — Этот кулон необычный, храни и береги его. Когда подрастешь, ты обязательно поймешь о чем я тебе сейчас говорю. — Директор отпустил крылья на кулоне вниз и в нем заиграла музыка. Шестиренки, что были сверху, начали кружиться, выполняя свою работу, музыка была такой нежной и красивой, она успокаивала и все тревоги отходили на второй план, покидая голову. Я словно проваливалась куда-то в недра своего подсознания, о котором я даже не подозревала. В моем воображении появлялся старинный зал, ветхий, темный, заброшенный. Он был каким-то темно — серым, мрачным. Его когда-то яркие стены выцвети и из белого, золотого и мятно — серого, цвета стали грубо — серыми, холодный оттенок, говорящий о своем одиночестве. Его пол был устлан ярко-желтыми, алыми, оранжевыми листьями, занесенными ветрами через окна и дыру в крыше, что шуршали под моими ногами, когда я ступала шаг за шагом по холодному мраморному полу, что когда-то тоже был ярким и зиял солнечной радостью. Под эту мелодию, хорошо слышимую в моей голове, я танцевала вальс с тайным незнакомцем, которого ни как не могла разглядеть. Но он был высоким, широкоплечим, от него как-то странно пахло, но этот запах так манил и дурманил. Он был одет в черный смокинг. Брюки, туфли, жилет и гуластук, все было черным, лишь одно было ярким — его рубашка. Алая, как и мои волосы. Но тут музыка стихла и я вернулась в свой мир. Директор все так же смотрел на меня с улыбкой и я не знаю, говорил лимне в этот момент он что-то или нет и сколько прошло время. Я абсолютно забылась обо всем.