Вскоре директор смахнул с щек слезы и встал на ноги, выпрямляя спину свою слегка горбатую, и взял мой чемодан, что стоял около выхода из комнаты. В моей голове промелькнула мысль о том, что теперь Мэдисон будет спать одна, в темноте, в одиночестве, без своей любимой игрушки для бития и подруг. Эта мысль заставила меня улыбнуться. Я одела на свою шею кулон, что вложил ранее в мои руки наш директор и спрятала его под свое платье.
Меня вывели из здания, подводя к воротам, которые для всех нас были заветной дорогой в светлое и лучшее будущее. Ребята столпились на крыльце, наблюдая за тем, как меня уводили. Я немного обернулась и увидела, как Мэдисон со злостью кусала плюшевого зайку за ухо, оттягивая его в сторону и, казалось, вот — вот оторвет его бедное ухо. Но меня это позабавило. Я улыбнулась и даже слегка хихикнула, ей ведь уже почти 13, никто не захочет брать к себе подростка, ведь они чаще всего неуравновешанные. А это могло значить одно, что все больше и больше шансов на то, что она до самого своего совершеннолетия она может провести в этом приюте.
Я наконец-то была подведена к воротам. Там меня уже ждал тот самый мужчина, что так одержимо и безумно смотрел на меня в беседке. Меня снова бросило в страх и дрожь. Мне стало страшно покидать то место, где я жила последние три года. Но пути назад уже не было. Я медленно, неуверенно и боязливо переступила порог калитки, что разделяла жизнь в приюте и мою новую, неизвестную жизнь, которую я буду проживать, возможно, даже за чужого человека. Или….может даже сама стану себе чужим человеком. Вздохнув, я нерешительно подошла к тому мужчине и он тут же, присев на колени, обхватил меня руками и крепко обнял.
— Теперь, я буду твоим папой, Мирай, а скоро, я познакомлю тебя с твоей мамой…Только, у меня к тебе будет одна очень убедительная просьба…она решит, что ты это наша дочка, словно наша Мирай не умирала, она так обезумила от горя, что я вынужден был сказать ей, что наша дочь уехала в лагерь. Прошу, стань для нее ее маленькой малышкой. Я тебя очень прошу. — Он шептал это на ухо мне. Это была моя первая ноша, которую взгрузили на мои плечи в столь раннем возрасте. Я согласилась ее нести. Это был билет на мою лучшую жизнь, и их билет на новое счастье, я не имела права лишать их этого.
Мужчина посадил меня на заднее сидение и пристегнул, сам сел за свое водительское сидение, завел мотор и мы поехали. Он включил по радио веселую музыку, но мне все равно было грустно. Я прильнула лицом к окну, смотря на отдаляющийся дом, в котором росла, который некогда был и моим домом. Когда же он скрылся из моих глаз, я развалилась на сиденье, смахивая с щек покатившиеся слезы. Достав кулон из под платья, отпустила его крылья вниз и у него заиграла музыка. Я снова погрузилась в свои фантазии, закрывая глаза и после, даже, проваливаясь в сон, но сама того не заметила.
Глава 2: Жизнь Мирай Миа
Я проснулась от того, что моей щеки что-то коснулось. Это был лепесток цветка, что сорвался с одного из деревьев, под которыми встала машина. Тень этих деревьев и свежий воздух витали таким сладким запахом, что я назвала его «запах свободы», я все еще думала, что я просто сплю в том самом сарайнике и это, мне все толькосниться. Но боль моего тела убедила меня в обратном. Я уснула не в очень удачной позе и проспала так всю дорогу. От этого мое тело изнывало болью, в кончиках пальцев появилась немеющая боль, словно множество иголок одновременно впивались в подушечки пальцев на руках и ногах. Первое время я даже не могла встать. Я пролежала, наверное, минут пять, пока боль в теле не унялась. Все это время я смотрела в окно. Машина стояла в тени раскидестого дерева, кажется, Сакуры. Его розовые цветки медленно опадали и вальсом летели в сторону машины при легком дуновении ветерка, что весьма освежал даже при слегка приоткрытое окно машины.